Александр Образцов - Миллионноглазый (сборник)

Под присмотром

Нас, кажется, скоро убедят в особом импровизационном даре телевизионных дикторов. Все мы знаем о тексте, который у них там ползет под камерой. Но уже и не очень этому верим. Кажется, что манекен шпарит всё из головы.

Для чего это им нужно?

Им это нужно для того, чтобы информация была не только горячей, пряной, перченой и сладкокислосоленой, но и извергалась из некоего телевизионного суперманекена. Чтобы он во время передачи новостей из Иракского Курдистана еще и подмигивал и ножкой наяривал и ручкой постукивал. Им хочется, чтобы в каждый дом вошел Несравненный или Несравненная.

Но для чего им это нужно?

Для того чтобы аудиторией воспринималась только нужная информация.

А разве она бывает неадекватной событию, спросите вы.

А где вы видели событие, которое для всех однозначно, спрошу я. Если посмотреть и послушать Татьяну Миткову, а потом переключиться на Арину Шарапову, то между их событиями можно разместить несколько крупнейших банковских групп и с десяток министерств и ведомств. И получается по одной из версий, что в Чечне одержана невиданная победа разума, а по параллельной – что там погасла последняя лампочка и наступил средневековый мрак.

Манипуляция общественным сознанием советской эпохи была наивной, плоскостной и уныло предсказуемой. Может быть, эта предсказуемость погубила столь прочно сваренную конструкцию.

Западный тип манипуляции сознанием так же туп, но он включает элемент игры, лотереи. Кажется, что ты сам, сидя перед телевизором, нажимаешь кнопки голосования. Тебе не хочется думать о том, что тебя к этому голосованию подвели все эти Несравненные.

Однако почему в таком случае он туп, этот западный тип?

Потому что в основе всякого толкования событий в западном варианте лежит все та же убогая и унылая мысль о том, как бы не заступить черту. Все в информационном потоке подчинено так называемой общественной пользе. При всей смелости и оголтелости новостей никогда нельзя убрать из кадра тетю Клаву из штата Вайоминг, которая так и бдит, так и бдит. И слава богу, что тетя Маша из Великих Лук и тетя Альма из Ганновера так стараются. Может быть, еще лет сто продлится современное состояние мирового туризма.

Но никто не убедит меня в том, что мир так элементарен и скучен, как пытаются доказать Си-Эн-Эн, Би-Би-Си, НТВ или 5 канал Петербурга.

Что простая задача разделения земель Израиля и Палестины может решаться полстолетия. Любой дачник решит ее за неделю. Или вопрос Черноморского флота. Что за тупицы сидят там с двух сторон? А так называемая проблема Кашмира? Поделите весь Кашмир на районы, проведите там референдумы и выпускайте новые географические карты.

Для чего же все-таки им это нужно?!

Это им нужно для того, чтобы мы не скучали. Если мы всё решим, все границы проведем, а потом отменим, если галушки будут лететь в нашу утробу без помощи рук, то мы выродимся.

Жизнь, в общем-то, чрезвычайно примитивная штука. Единственное белое пятно в жизни – это смерть. Но если придерживаться логики ООН, то смерти, конечно же, не существует. Не могли же мы произойти из смерти? Это только академик Опарин решился дойти до такого кошмара. А если до того была одна только бесконечная жизнь, из которой мы произошли, то почему в дальнейшем вдруг наступит смерть?

Это же элементарно – Господу скучно было наблюдать шестисотлетнюю вахту Ноя и он скостил срок до 80-100 лет.

И – в следующий зал! Здесь новое кино.

Но только без тети Клавы.

Десять лет я работал в Метрострое. Привык относиться к своему прошлому с большой теплотой. Метрострой всегда был баловнем города. Его руководители становились секретарями обкома. Его проходчики были орденоносцами. Очередь на жилье двигалась весело. Общежития Метростроя ничем не отличались от студенческих.

На моих глазах (я работал тогда на площади Мужества) стала проседать почва на Политехнической улице при первом прорыве воды в тоннель. Таксисты, ошалевшие от плывущего под колесами асфальта, выскакивали из машин с квадратными глазами.

В 1995 году Размыв по идиотскому недомыслию городских властей отрезал сотни тысяч людей Гражданки от города.

Теперь я размышляю.

Терпение горожан также граничит с идиотизмом. Иначе не было бы Ледового дворца, а была бы полнокровная река людей от Девяткино до Проспекта Ветеранов.

Некоторые иные решения по развитию метро также не лишены клиники. Такое впечатление, что люди, распоряжающиеся бюджетом, никогда не ходят там, где ходят обычные люди.

Иначе объяснить появление ветки от Старой Деревни до Площади Александра Невского нет никакой возможности. Что, в центре нет других проблем? Пешком от Владимирской до Лиговки значительно ближе, чем под землей.

А пустые вагоны в час пик от Старой Деревни до Садовой?

А станция Купчино, которая по касательной обошла катастрофическое в транспортном отношении Купчино?

А Правый берег Невы, населенный отчаявшимися гражданами, которые могли бы быть вполне счастливы, имея ветку от Ладожской до Политехнической?

Кажется, что новые русские, окопавшиеся в особняках у Староорловского парка будут вскоре проноситься к своим кралям к Большому Суздальскому озеру под землей, а секретный тоннель у Смольного продлится до Садового кольца. Если только мы сообща не выберем власть с большой буквы.

Хотя всякая власть, как диктует нам оглушительный и горький опыт, неизбежно превращается в нечто липкое и омерзительное. Напоминающее кошмар на улице Вязов.

Труднее всего доказать очевидное. Ни один из футболистов города Петербурга не был и вряд ли будет в обозримом будущем номинироваться на звание лучшего в Европе. Все футбольные звезды прошлых лет от Бутусова до Бурчалкина столь же безвестны. Тем не менее миллионы жителей города без запинки назовут фамилии двух-трех десятков действующих футболистов.

Головы сограждан кроме футбола плотно набиты биографиями Моисеева Бориса и Киркорова, Тани Булановой и безродной Кристины. Там есть сведения о сексуальных маньяках, людоедах и трансвеститах.

Но попробуйте поинтересоваться на улице фамилиями современных русских писателей и вас могут побить. Говорить о серьезном не принято, почти неприлично.

Между тем Петербург в мире знаменит в первую очередь своим блестящим литературным рядом. Можно смело сказать, что соперничать с ним в этом смысле может только Париж.

«И где они?» – слышу я голос народа, который их выполол. И ответственно отвечаю: «Все они здесь».