Даниэль Браун - Корпоративное племя. Чему антрополог может научить топ-менеджера

Живете ли вы в джунглях Амазонки или на полярных равнинах Гренландии, важным фактором вашего существования являются отношения с окружающей средой. Они влияют на нас и в организациях. В крупном масштабе – это отношения с рынком. В уменьшенном – с планировкой офиса.

Культура – это модель для реальности. Планировка офисов говорит о нашем отношении к статусу и вещам, о внимании к деталям. Культурная модель определяет все, от выбора декора до конфигурации пространства для встреч. Эти видимые элементы являются продуктом, результатом культуры. Они показывают, как мы мыслим и что ценим. В то же время физическое пространство формирует наши мысли о мире. Культура – это также модель реальности. Если у вас больше нет офиса, то приходится приспосабливать свои привычки и стиль лидерства к новой ситуации. Первая история в этой главе посвящена людям и их отношениям с окружающей средой.

Время – еще одно неосязаемое явление, с которым мы должны построить правильные отношения. Время ускользает сквозь пальцы, оно наш самый большой друг и самый заклятый враг. Но то, как вы интерпретируете время и пытаетесь контролировать его, определяется культурой. Как мы организуем наше время? Какой ритм выбираем? Ритм медленно двигающихся лаосских монахов или страстных испанских танцоров? И что мы выбираем для своей организации? Ритм четкой структуры, бюрократии и поэтапного планирования или ритм творчества, хаоса и стартапов? Вторая история рассказывает об отношениях со временем.

Мы структурируем повседневную реальность с помощью языка, культурных правил и ценностей. Но всегда есть вещи, выпадающие из структуры, люди, которые не подчиняются правилам. Это необычные вещи, принадлежащие другому миру. Это необычные взгляды и поведение, личности, не соответствующие привычным представлениям. Это мечтатели и провидцы, странные и примечательные события, которые невозможно сразу понять. Пытаясь объяснить «нездешние» вещи, группы людей ищут пути структурировать и осмыслить их.

По всему миру мы встречаем попытки объяснить необъяснимое, упорядочить из ряда вон выходящее – с помощью ритуалов, религии и магии. Все это антропологи называют космологией. Наша третья история посвящена корпоративной космологии.

Люди хотят общаться друг с другом; нам необходимо общаться друг с другом. Язык позволяет обсуждать происходящее в нашей среде. Но он также структурирует наши мысли о ней… и друг о друге. С помощью языка мы воспринимаем окружающий мир и придаем ему смысл. То, для чего у нас нет языка, остается по большей части невидимым, потому что то, для чего у нас нет слов, трудно наблюдать и невозможно описать и объяснить. Классический пример этому – история об инуитах, у которых имеется необычайно большое количество слов, описывающих снег.

В статье, опубликованной в 1911 году, лингвист и антрополог Франц Боас (Franz Boas) отмечал, что у инуитов есть четыре слова для обозначения снега: апут (снег на земле), гана (падающий снег), пиксирпок (сдуваемый ветром снег) и кимуксук (снегопад). Конечно, в английском такое слово всего одно. Боас намеревался связать различия в культуре с различиями в языке. Позже Бенджамин Ли Уорф (Benjamin Lee Whorf) воспользовался этим примером, чтобы проиллюстрировать свою теорию лингвистической относительности; эмпирический мир человека в значительной степени определяется доступным ему языком.

По неизвестным причинам Уорф увеличил количество слов для обозначения снега у инуитов до «по крайней мере семи». В последующие годы после множества пересказов это число выросло до нескольких сотен. Но, каким бы оно ни было в действительности, понятно одно: окружающая среда формирует наше мышление и влияет на язык. И язык влияет на то, как мы думаем об окружающей среде.

Когда мы внимательно слушаем, как люди говорят о времени и пространстве, то получаем представление о том, как они воспринимают эти концепции и какое значение приписывают им. Также многое можно понять, если обращать внимание на то, о чем люди не говорят. Иногда это вещи, которых группа не видит или не признает, или то, что по каким-то причинам остается скрытым. Например, вы вряд ли услышите, как в отделе управления рисками банка сотрудники обсуждают свои чувства и сомнения или как преподаватели обсуждают в учительской трудные задачи. И, наконец, внимательно слушая и присматриваясь, вы можете познакомиться с необычными случаями, вещами, находящимися за рамками повседневного опыта, необъяснимыми явлениями космоса.

Давайте отправимся…

…в Нью-Йорк 1980-х годов. В город, охваченный насилием, где ежегодно совершается свыше 2000 убийств и 600 000 тяжких преступлений. Где агрессия встречается чаще, чем дружелюбие. Где ограбления и перестрелки в порядке вещей. Где метро погружено в хаос и напоминает грязные трущобы. Где каждый поезд покрыт граффити изнутри и снаружи, где пассажиры угрожают друг другу и где все это спустя какой-то десяток лет стало невозможно представить. К концу 1990-х Нью-Йорк был назван самым безопасным городом Америки. Как же это получилось?

Трансформация произошла не благодаря замене старых жителей на новых. И не благодаря плакатам, гласящим «Общество начинается с тебя». Изменилось отношение к физическому пространству. Как пишет Малкольм Гладуэлл в книге «Переломный момент», город во главе с Дэвидом Ганном объявил войну разрухе в метро. Были поставлены ясные цели и четкие сроки. Вагоны метро полностью очистили от граффити. И было дано обещание: очищенный, отвоеванный у вандалов вагон останется таким. Когда обнаруживалось новое граффити, его немедленно смывали. Если это не помогало, вагон снимали с линии. Битва за метро оказалась непростой; она длилась с 1984 по 1990 год. Сначала ее подвергали критике: отмывать граффити, когда в подземке убивают людей, – все равно, что драить палубу тонущего «Титаника». Но Ганн не сдавался, и в конце концов его стратегия возымела действие. Изменение физического пространства способствовало уменьшению насилия.

Харизматичный шеф полиции Уильям Брэттон сделал еще один шаг к изменению атмосферы в нью-йоркском метро, когда усилил контроль над безбилетными пассажирами. Полицейские были недовольны: кому захочется заниматься столь незначительными нарушениями, когда за углом люди нападают друг на друга. Однако энтузиазм рос по мере того, как у любителей перепрыгивать через турникеты изымались ножи и огнестрельное оружие.