Сергей Зеленин - Эволюция

В том бою, последнего из оставшихся в живых нашего спецназовца, японцы решили — во, что бы не стало, взять живым. Уж, очень много чего интересного, узнали они от пленных и предателей о «новых русских самураях». Даже, в японском плену, те — «душегубы из сахалинской каторги», говорили про них полушёпотом, озираясь и втянув голову в плечи!

На последнее предложение сдаться, русский дружелюбно улыбнулся, забросил куда-то очень далеко оставшийся без патронов пистолет и поднял руки «в гору». Привыкшие к такой благостной картине за всё время Русско-Японской Войны, японские офицеры, без опаски подошли к нему вплотную. Враз, зверски оскалившись — как попавший в капкан матёрый волк, «отморозок», выхватил неведомо откуда два ножа… Неожиданно, метнув один из них из-за спины, он убил — попав в горло Итто рикуса. Затем, ловко действуя другим ножом, «отморозок» успел прирезать двух Нито рикуй и одного Рикусотё [126]— пока опомнившиеся солдаты, не пристрелили его и, уже умирающего — всего истыкали штыками.

Кстати, взятых в плен партизан-каторжан — невзирая на то был ли плен добровольным или вынужденным, японцы безжалостно казнили методом усечения головы самурайским мечом. Что в «реальной истории [127]», что в новой…

В том «базовом» партизанском лагере, японцы нашли такие «ништяки» — назначение которых, не знали даже перебежчики! Особенно, японских офицеров поразили топографические карты партизан: в отличии от прежних русских карт, напоминающих скорее контурную карту нерадивого школьника, эти были качеством «лучше, чем японские деньги».

Японские штабные офицеры, даром свой рис не ели! Всё, вплоть до самых мельчайших подробностей, ими было зафиксировано, проанализировано, весь собранный разведывательный материал — вместе с аналитическими выводами по полученному боевому опыту и с «артефактами»… Я, так думаю, возможно и добровольно сдавшиеся каторжане — изъявившие желание сотрудничать с японскими «освободителями»… Всё это, было погружено на самый быстроходный корабль — вспомогательный крейсер и отправлено для ознакомления высшему военному руководству Японии.

Однако, до места назначения этот корабль не дошёл…

Кстати, разбежавшиеся с той разгромленной базы деморализованные партизаны-каторжане, со всей экипировкой и вооружением, доставили потом довольно крупные неприятности… Администрации острова Сахалин.

Кроме всего прочего, сбившись в банду, они нашли очень лёгкий источник наживы — принялись резать уши у местных сахалинских племён, коренных жителей Сахалина — нивхов, айнов, орочей.

Так что, уже после заключения мира, местной администрации пришлось немало попотеть, вылавливая их вперемежку с отощавшими японскими дезертирами из остатков Тринадцатой Сендайской пехотной дивизии…

Сразу должен признаться, большинство из этих — упомянутых мной «ништяков» мы производили только для собственного спецназа! В войска, они в большом количестве не попадали, вплоть до самого конца Продолженной Войны.

Увы… Но, одной «продвинутой» губернии для всей остальной — отстойной России, было до обидного мало!

…Через несколько дней после высадки десанта, достопочтимый Ситиро-Сан отправил в обратный путь половину транспортных судов под эскортом повреждённого «Ниссина» и нескольких боевых кораблей поменьше. Надо было вывезти в Японию раненых — да и, весточку командованию подать: по радио связаться не удавалось. Эфир был плотно забит помехами.

Лишь только конвой двинулся в путь — как тут же, девственно чистый до того горизонт испачкал своими дымами, невесть откуда нарисовавшийся «Новик». Японскую эскадру охватило нехорошее предчувствие…

…Измочаленный в хлам «Ниссин» вернулся в Корсаковский Залив через двое суток и, выбросился на мель рядом со своим затонувшим сёстер-шипом. О судьбе остального конвоя, его командир — капитан 1-го ранга Такэути Хэйтаро, ничего не мог сказать и вскоре, запершись в своей полузатопленной каюте, совершил ритуальное самоубийство — сеппуку. Или, харакири — я, в способах само- животовспарывания [128], особенно не разбираюсь… Мне, что самураем об пень, что пнём об самурая — как-то плоскопараллельно.

Офицеры и матросы, спасшиеся с «Ниссина» не захотели разделить судьбу своего командира и поведали, что крейсер и другие корабли и суда — две ночи подряд, подвергались нападению русского «утопленника». По приказу уже покойного командира, был открыт ответный огонь в ночной мрак… Причём, судя по всему, было как минимум одно попадание главным калибром, вызвавшим на проклятом «Новике» сильный взрыв и пожар. Некоторые, даже горячо утверждали, что «крейсер-призрак» всё же затонул — после взрыва, артогня с него больше замечено не было…

Целую неделю, горизонт был чист — «Новик», как будто в воду канул и, адмирал Ситиро Катаоки, стал потихоньку успокаиваться. Конечно, на берегу продолжали постреливать, а полевой госпиталь Тринадцатой дивизии был переполнен «доверху», но какое ему до этого дело?

Это, дело Императорской Армии — с которой, японский Императорский Флот «дружил» как гвардейцы Ришелье с мушкетёрами короля.

Генерал Харагучи, спокоен был с самого начала — хотя бы внешне. До проблем флота ему дела не было, а на берегу у армии всё шло — хоть и со скрипом, но по плану. Да, потери растут, но организованного сопротивления заметно не было, а «бандитов» его солдаты рано или поздно переловят. Главное, покончить с ними до сентября [129]…

А, к большим потерям он привык ещё во время штурмов Порт-Артура!

Оба они — адмирал и генерал, пришли одновременно к единому выводу — пора начинать вторую фазу операции. Пора высаживаться в средней части Сахалина!

Двадцать четвёртого июля, японцы высадили десант в самой центральной части острова Сахалин — у поста Александровск [130]. Позже, это — город Александровск-Сахалинский. Таким образом, они намеревались перерезать сообщение острова с материковой частью России в самой узкой части Татарского пролива.

Флагманский корабль вице-адмирала Катаоки — броненосный крейсер «Якумо» обеспечивал своим артогнём эту высадку, а броненосный крейсер «Адзума» остался патрулировать близ Корсаковского Залива.

Прошла ещё неделя…

На берегу южной части Сахалина, всё было сравнительно спокойно. Там, очень изредка постреливали, изредка подрывались на минах солдаты и носильщики-кули, а по ночам так же — изредка резали часовых и их уши. Два раза в день — утром и вечером (хоть часы по ним сверяй!), над заливом и берегом дежурно пролетали два «Бурсака», на которых уже перестали обращать внимание…

Ну, летают и пусть себе летают — сахалинские комары проблем доставляют больше.

Ну, а на море — ваще, «ШТИЛЬ»!!!