Олег Фролов - Хроники Тиа-ра: битва за Огненный остров

Могу ли я что-то изменить? Вряд ли. Обстоятельства надежно связывают меня по рукам и ногам. Свобода принятия решений закончилась именно тогда, когда я первый раз вступил в бой с храмовыми наездниками. И теперь, даже если откажусь от борьбы, то мало что получу взамен. Ведь когда через несколько лун власть окажется в руках Храма, то я не смогу рассчитывать на снисхождение. Стану чужим для всех. А значит, обречен противостоять внутренней и внешней угрозе так, будто это мое личное дело.

Так и бывает. Когда все складывается хорошо, легко и приятно почувствовать себя частью целого – общины, группы, народа. Когда все складывается хорошо, так приятно растворяться в радостях других людей, равно как и в своих радостях. Или помогать тому, кто в этом нуждается, но, в общем, является таким же, как ты сам.

Но когда все плохо – ты один. Совсем один. Как если бы вдруг оказался в одиночестве на Площади, где только что были тысячи людей. В сложные моменты я чувствую это особенно остро.

И когда расстояние от каждого, кто вчера казался таким же – частью тебя самого, увеличивается до невозможности, особенно легко понять, кто на самом деле близок в любых обстоятельствах. Кто остался на Площади, когда все другие исчезли. Я вдруг понял, что мне нужно срочно увидеть Миа-ку. Просто-таки необходимо, чтобы жить и двигаться дальше, зная, что во всем этом есть смысл.

Проход за проходом, арка за аркой… Тесно застроенные умм-каны сменялись террасами или даже открытыми пространствами, а пустынные места – оживленными путями. Многие из тех, кто шел навстречу, узнавали и приветствовали меня открытыми ладонями. Я механически отвечал и думал, что, возможно, все не зря. Даже если для моей оболочки все закончится скорым разрушением, память о моей короткой борьбе проживет немного дольше. Но это было слабым утешением. Слишком слабым.

Проходя мимо плавильных ям, я на некоторое время остановился. Там как раз шла плавка, и я вдруг отчетливо вспомнил, как, еще будучи новой жизнью, любил бывать здесь. Шипение горячего металла и мерный стук механических молотов уносили меня на много солнечных циклов назад, когда все было просто и ясно.

Конечно, с тех пор многое изменилось. Изменилось даже здесь – в плавильных ямах. Теперь тут уже не услышать рева печей, где металл кипел в пламени огненного песка. За ненадобностью их разобрали, оставив лишь одну – на крайний случай. Теперь над ямами нависал тяжелый мост, на котором был установлен излучатель с солнечным камнем. Из-за барьера его почти не было видно, но ослепительный свет луча отражался на лицах механиков на мосту и стене технической башни по другую сторону плавильных ям. Все это накладывало на происходящее печать непознанного и непостижимого, внушало трепет случайным прохожим. Таким же, как и я сам.

В умме Миа-ку, как обычно, пахло травами. Это делало ее еще более уютной, если вообще можно сделать еще более уютным жилище, обустроенное с таким вниманием. Здесь в каждой детали чувствовалось прикосновение Миа-ку, а любое свободное пространство на стене было украшено вышивкой. Нашлось место и для резной панели, которую я подарил своей женщине после первой инициации. Однажды. Когда-то очень давно. Теперь этот подарок выглядел наивно, но напоминал о многом. О том, о чем так приятно вспоминать.

– Приятно видеть тебя, – услышал я голос Миа-ку. Как всегда, неслышно она появилась в умме. – Ждешь давно?

– Нет. Совсем недавно, – в ответ я непроизвольно улыбаюсь и чувствую, как в груди становится тепло.

– Была в умме общей с Тами-ра.

– Где он теперь?

– С другими новыми жизнями где-то в умм-кане. Хочешь, чтоб позвала его?

– Потом… Я слишком соскучился, чтоб отпускать тебя теперь.

Миа-ку улыбнулась и повязала волосы тончайшей синей лентой. Ее открытые уши дарили уверенность в том, что я здесь не зря. Что я не зря присутствую в ее жизни, а она – в моей. Я ждал, что Миа-ку сядет на постель рядом, но она только сказала:

– Сделаю тебе напиток.

Повернувшись ко мне спиной, Миа-ку некоторое время колдовала над внушительной коллекцией концентрированных отваров в небольших керамических сосудах. По умме тотчас разнесся дурманящий и одновременно приятный растительный запах. Таких как Миа-ку в народе называли «сирона», что в переводе значило нечто вроде «мастер трав». В ее мастерстве я уже имел возможность убедиться не раз.

Я молчал, наслаждался ароматом и любовался изящной фигурой женщины. Она была завернута в легкий хартаб, но под ним угадывалось гибкое, подвижное тело – такое же, как и несколько солнечных циклов назад. Возможно, все дело в пользе ее уникальных смесей, а может, продолжительная молодость была дана ей природой в подарок. Так или иначе, мне это нравилось. Не могло не нравиться. Иногда, в моменты слабости, я даже думал о том, что не заслуживаю и одной инициации с Миа-ку.

Напиток, который приготовила Миа-ку, терпкий и очень пряный на вкус. Его можно было бы назвать резким, но только в первый момент. Уже спустя несколько мгновений возникало восхитительное послевкусие, наслаждаться которым можно было довольно долго.

А когда творец напитка оказалась рядом, я быстро наклонился и, наконец, коснулся губами ее уха, за что получил в ответ еще одну улыбку. Улыбку без единого слова.

– Слышала о полете твоем на Храмовый остров, – сказала Миа-ку, и по ее лицу пробежала тень.

Я ничего не ответил и только поморщился. Меньше всего мне хотелось говорить об этом. Особенно сейчас.

– Это было нужно? – продолжила женщина тоном, в котором проскальзывали нотки беззлобного укора или даже обиды.

– Да, наверное, – ответил я не так уверенно, как собирался. – Вряд ли это было нужно мне, но нужно всем нам. Понимаешь?

– Думаю, тебе лучше делать, что самому хочется.

– Это трудно, – я покачал головой. – В последнее время вообще все очень трудно.

– Очень волнуюсь за тебя. Мне кажется, что-то случиться должно. И мы… не увидимся больше.

Я улыбнулся ей. Снисходительно – как улыбается мать глупым страхам своей новой жизни.

– Ничего не случится, слышишь? – говорю я Миа-ку, убеждая, скорее, не ее, а самого себя. – Ничего не случится!

– Не знаю, – качает головой она, – ничего не знаю. Старшие матери говорят: привязанность к мужчине есть боль. Чувствую боль, когда ты в опасности, когда думаю, что ты можешь не вернуться. Старшие матери говорят правду.

– Да, это так… Все так и есть. Но без этой боли и страданий не было бы того, что есть между нами. Это больше, чем просто успешная инициация и регулярные встречи. Ты не чувствуешь это?

– Чувствую, – еле слышно отвечает Миа-ку. Мне кажется, она сейчас заплачет.

– Мы будем вместе! – говорю снова, легонько встряхивая женщину за плечи. – Будем вместе еще больше, чем теперь… Если на то будет воля твоя. Я не знаю, как и когда это произойдет, но произойдет точно!