Олег Фролов - Хроники Тиа-ра: битва за Огненный остров

Хочется сказать, что в последних словах старейшей звучала ирония, но в этом скрипучем голосе просто не было тех тональностей, которые могли бы озвучить иронию. Можно только предположить, что она там была.

– Это неприемлемо, – сухо ответил я.

Странно, секунду назад я думал, как мне выйти из этой ситуации так, чтобы не потерять Миа-ку и все-таки получить поддержку старейшей. А потом просто сказал: «Это неприемлемо». Коротко, ясно и предельно честно.

Коту-ма-ку одарила меня долгим взглядом своих почти уже бесцветных глаз, а потом взяла со стола маленькую изящную чашку и отпила из нее глоток.

– Это точно? – потом переспросила она таким тоном, будто речь пошла о мешке зерна или о чем-то в этом роде.

– Совершенно точно. Я пришел сюда говорить о завтрашнем голосовании и буду говорить о нем. Если мои доводы бессильны, я должен уйти. А наши отношения с Миа-ку – это… только наша воля и ничья больше.

– Ты понимаешь, что ты потеряешь ее расположение так или иначе? Потеряешь, но ничего не получишь взамен.

– Что это значит?

– Повторная инициация с тем же мужчиной – позор для молодой матери, ты должен понимать это. Знаю, тебе безразличен ее позор, но напомню тебе это еще раз на случай, если вдруг почувствуешь в себе мужчину. Тем более, для нашего рода неприемлемы повторные инициации с наездником. Будь счастлив тем, что у тебя было, и ищи новое счастье.

– Думаю, нам не о чем больше говорить, – я поднялся со скамьи у выхода.

Для Коту-ма-ку, которая слишком сильно привыкла к женской покорности и мужской лести, такое окончание разговора было оскорбительным. Она лишь процедила:

– Твоя воля, – и небрежным движением руки махнула в сторону двери.

Я вышел. Наверное, слишком торопливо, чем следовало, но… Какая уже разница?

Уходя, я увидел Тами-ра. Мельком в проходе. Он не заметил меня и тут же скрылся в лабиринте арок с другими новыми жизнями.

Стоит ли говорить, что на встречу со своей собственной старейшей матерью я шел с упавшим сердцем? Никакого желания говорить и убеждать уже не было. Но останавливаться на половине пути – не в моих правилах. Нужно завершить намеченное и достойно встретить то, что ждало завтра.

Женский род, из которого произошел я сам, был полной противоположностью роду, к которому принадлежала Миа-ку. Начать хотя бы с того, что умм-кан, где я провел свое детство, находился в противоположной стороне острова – на восходе, между Пустошью и металлической жилой. Малопривлекательный район, как ни посмотри – в основном, из-за соседства с пугающими древними захоронениями на Пустоши.

Впрочем, расположение умм-кана полностью соответствовало тому положению, которое занимал этот женский род среди других. Он не был ни большим, ни уважаемым. Просто одним из многих.

Но в этом, как ни странно, были свои преимущества. Сейчас – они были. Из этого рода произошло не так уж много мужчин, добившихся сколько-нибудь заметных успехов на острове. Все больше земледельцы и рудокопы. На их фоне я был тем, чьими достижениями гордились и к чьему мнению прислушивались. Особенно в последнее время.

Перед тем, как пойти к старейшей, я зашел к своей прямой матери – Соун-ку. В ее умме с невысокими стенами (едва ли выше человеческого роста) было ужасно тесно. И дело даже не в весьма скромной площади помещения, а в невероятной его захламленности. Необъяснимая страсть матери к собирательству ненужного хлама с возрастом переходила всякие границы.

Удивительно, какой просторной казалась мне эта умма когда-то, какими высокими были ее стены.

Переступив груду наполовину истлевших досок со следами изысканной резьбы (видимо, все то, что осталось от древнего стеллажа), я оказался внутри. Соун-ку, как обычно, была дома и, как обычно, плела фигурки из сухой травы. Это занятие было тем, что занимало значительную часть жизни женщины. И надо признать, получалось у нее это мастерски.

– Тиа-ра! Вижу тебя нечасто, – поднялась она навстречу. К хартабу прилипли мелкие травинки и сухие стебельки.

Из-за гигантского сундука показалось не слишком чистое лицо новой жизни, окаймленное спутанными темными волосами. Бросив на меня испуганный взгляд, мальчик тут же скрылся. Скрылся, чтобы на протяжении всей беседы наблюдать за мной из груды старой мебели. Уж кто-кто, а он знал эти лабиринты безупречно.

Дословный пересказ разговора с матерью не имеет смысла: подобные разговоры ведут со своими матерями не слишком внимательные сыновья не только на любом острове, но и, пожалуй, в любом мире. Конечно, если представить, что Архипелаг – не единственный мир Пространства.

Я не мог себе позволить тратить много времени, и это было достойным поводом уйти. Этот момент наступал всегда. Обычно, сразу после того, как Соун-ку пускалась в воспоминания – приукрашенные и путанные истории о том времени, когда я сам был еще новой жизнью.

Напоследок поймал на себе еще один любопытный взгляд из-за большой и весьма грубо сделанной человеческой фигуры из хрупкой глины. Я улыбнулся, и пара глаз исчезла где-то за необъятным сундуком.

Странно. Странно думать, что у меня и этой почти незнакомой мне новой жизни течет одна и та же кровь – кровь Соун-ку. Думать об этом – удивительно. Удивительно и непривычно.

Найти Миз-ку, старейшую мать моего женского рода, не составило никакого труда. В последние пару солнечных циклов она не то, чтобы не выходила из уммы, а даже редко поднималась из своей безразмерной постели, состоящей из кучи тканевых мешочков с травой. Там я нашел ее и сейчас.

Старейшая, одетая сразу в два хартаба, один поверх другого, выглядела опрятно, но еще в проходе я ощутил сладковатый, а в большой концентрации – тошнотворный запах. Запах старости. Частые уборки и участие окружающих делают его почти неуловимым, но избавиться от него полностью невозможно.

– Мирами, Миз-ку.

– Т-ты принес земляные орехи? …П-просила тебя, как ты мог забыть! Сколько можно ждать? – быстро заговорила женщина, часто запинаясь.

Нетрудно догадаться: она принимает меня за кого-то другого. И к этому уже следовало привыкнуть – в последние солнечные циклы старейшая все больше путается в воспоминаниях, все чаще не узнает людей и говорит бессвязно.

– Миз-ку, ты узнаешь меня? Мое имя – Тиа-ра. Я пришел поговорить о завтрашнем голосовании. Ты помнишь, что завтра – Оту-мару?

– К-конечно, узнаю! Ты – разносчик з-земляных орехов. И обещаешь их мне уже с… с… Долго. Или нет? Т-тебя зовут Оту-мару? Нет, подожди… Н-не может быть такого имени. Как т-ты говоришь твое имя?

– Тиа-ра. Мое имя – Тиа-ра. Я наездник – жизнь, порожденная Соун-ку. Помнишь?

По мере того, как я говорил, взгляд старейшей прояснялся. Она возвращалась к самой себе, что случалось все реже и реже.