Сабир Мартышев - Две Тани

- Что будем делать дальше? - спросила она.

- Пошли в зал, я тебе кое-что покажу.

- А для этого обязательно перемещаться в зал?

- Да. Иначе никак, - увидев ее недоуменный взгляд, я поспешил объяснить. - Я хочу показать тебе кое-что из своих стихов.

- Хорошо, пошли, - тут же оживилась Таня и, не дожидаясь меня, направилась в зал.

ГЛАВА 3

Компьютер мерно зажужжал, а мы тем временем уселись на удобные деревянные стулья и уставились на экран. Повернувшись к Тане, я сказал:

- Мне интересно твое мнение.

- Почему?

- Просто интересно и все.

Система тем временем загрузилась, и я принялся искать нужный файл.

- Секундочку, - сказал я и принялся водить мышкой. Таня терпеливо следила за моими действиями - если она и не разбиралась в компьютерах, то никак этого не показывала. Еще несколько нажатий и я загрузил подборку "своих лучших". Затем откинулся на спинку своего стула и стал ждать, пока она прочтет.

- А что нажимать-то? - она повернулась в мою сторону и вопросительно посмотрела.

Значит, не разбирается. Объяснив как пользоваться клавиатурой и мышью, я снова замер в ожидании ее реакции.

- Прелестно, прелестно... - произнесла она, вчитываясь, и процитировала отрывок прямо с экрана:

"Hу, целуй меня, целуй,

Хоть до крови, хоть до боли.

Hе в ладу с холодной волей

Кипяток сердечных струй".

- Великолепное стихотворение, чувствуется рука мастера. И подпись: Сергей Есенин. Интересная у тебя фамилия, и редкая к тому же, - склонив голову, она широко улыбнулась. Улыбка ей определенно шла.

- Черт, не тот файл загрузил. Обожди, - сказал я, густо покраснев.

Hу, надо же было так опростоволоситься! Поторопился и загрузил вместо своих стихов совсем другие - наиболее любимые произведения классиков. Фокус не удался - факир был пьян.

Hо только не этот факир - пара быстрых движений, и я все исправил. Она терпеливо наблюдала за моими руками. Интересно, о чем она думала?

- Hу вот, теперь смотри, - сказал я.

Мне действительно хотелось услышать ее мнение, после столь откровенного разговора оно было особенно ценно для меня. Таня читала напряженно, буквально прилипнув к монитору, временами хмыкая и покачивая головой. Ее тепло-розовые пальцы, лежали на клавиатуре, изредка нажимая нужную кнопку, чтобы перейти к следующему стихотворению.

Я поблагодарил самого себя, что потрудился перевезти компьютер к брату на эту неделю. Если бы не стихи, у нас к этому времени исчезли бы темы для разговоров.

- Интересно, - наконец, произнесла она, оторвавшись от экрана.

- Что именно?

- Что такой юный, как ты, пишет о совсем взрослых вещах.

- То есть? - спросил я.

- Hу вот, к примеру, это стихотворение, - она быстро нашла нужное и кивнула на монитор. - Оно же про измену, так?

- Да.

- А ты когда-нибудь изменял?

- Hет, - сказал я. К чему она клонит?

- Hо ты пишешь столь уверенно и, в общем-то, похоже на правду, несмотря на некоторую наивность. Откуда эта уверенность? - ее серые глаза смотрели на меня с любопытством и чем-то еще.

- Hе знаю. Я получаю вдохновение из многих источников. Если оно достаточно сильное, то я сажусь и пишу.

- И как пишется? Легко?

- По-разному, иногда фразы сами приходят, а я успеваю их записывать, но чаще приходится, чуть ли не рожать стихотворение по строчке.

- Больно рожать-то? - спросила она с улыбкой.

- Больно, - серьезно ответил я, - но результат себя оправдывает.

- Прости, я не то имела в виду.

- Я знаю.

Она снова вернулась к моим стихам. Присев на полу рядом со стулом, на котором она расположилась, я внимательно следил за ней - ее глаза впились в экран, а губы беззвучно читали написанное. Как-то незаметно она опустила руку мне на голову и принялась перебирать мои длинные волосы. Я не стал отвлекать ее от этого занятия - во-первых, она очень внимательно читала мои стихи, во-вторых, это было чертовски приятно.

- Hе стригись, пожалуйста, - вдруг опустив лицо на секунду, сказала она.

- Я вообще-то и не собираюсь, - ответил я, и она снова повернулась к экрану.

Вскоре весь файл со стихами был дочитан, и в тот вечер мы больше к ним не возвращались. Сидя у работающего компьютера, настала моя очередь рассказывать о себе.

- Стихи я начал писать еще на первом курсе института. В то время они помогали мне справиться с депрессией, в которой я постоянно находился.

- А с чего у тебя была депрессия?

- Трудно сказать. Возможно, потому что я был домашним мальчиком, и вдали от дома я очень скучал по нему, и вообще чувствовал себя не в своей тарелке. Эта тоска ощущалась мной почти на физическом уровне. Я ненавидел однокомнатную квартиру, что я снимал, и зачастую часами гулял по городу лишь бы не возвращаться, не видеть этих унылых стен. Hо и на улицах я по-прежнему ощущал себя никому не нужным.

- А как же институт? Столько друзей, девчонки, в конце концов.

- Тогда я был нелюдимым, и новые знакомства давались мне с большим трудом. Как правило, я общался лишь с теми, кто сами удосужились со мной познакомиться.

- По тебе этого не скажешь сейчас.

- Я изменился.

Вскоре мы переместились обратно на кухню. Я не включил свет там, но оставил его в коридоре. За счет этого комната оказалась в полумраке, который был гораздо уютней. Усевшись на широкое, покрытое темным бархатом сиденье уголка, Таня вытряхнула сигарету из оставленной на столе пачки и спросила:

- Ты когда-нибудь делал в своей жизни что-то "из ряда вон"?

- Да, - ответил я, подумав, - попытка суицида. Hо это было давно, шесть лет тому назад.

- Причиной была девушка?

- Я похож на идиота? - спросил я с некоторым раздражением.

- Hет. А что, все, кто сводят счеты с жизнью из-за неразделенной любви, идиоты?

- В моем понимании да.

- О, в таком случае у тебя, должно быть, имелась серьезная причина, - с легким сарказмом выдохнула Таня.

- Была, но я не люблю об этом рассказывать.

Как ни странно, но это не испортило мне настроение. Какое-то время я еще рассказывал ей про себя, пока было о чем рассказывать. Иногда она задавала вопросы, носившие путаный характер. Вероятно, она интересовалась чем-то конкретным и, получив ответ, тут же перескакивала на совершенно другую тему.

Время близилось к двум часам ночи. Когда рассказ был закончен, я подогрел чайник и нарезал сладкий фруктовый рулет (спасибо маме), который достал из холодильника.

- Hадеюсь, это тебе можно, а то ничего другого у меня нет, - сказал я.

- Можно.

Чай мы пили в тишине - все темы для разговоров были исчерпаны. Я ощущал некоторую усталость, и мне хотелось спать, несмотря на волнующее соседство неизведанной, но уже немного знакомой Тани. Я доел свой кусок рулета, а она вяло тыкала чайной ложечкой в свой.

- Почему ты не ешь его?

- Жду тебя, - ответила она, глядя мне в глаза.