Неизвестен Автор - Полигон 1-4

ПОЛИГОН * The Testground

______________________________________

Предисловие * Reader's Guide

(Перед прочтением сжечь!)

Сборники "ПОЛИГОН 1-4", представляющие собой плоды совместного творчества нескольких бывших студентов МИРЭА, можно классифицировать (если они в этом нуждаются) как "психоделический юмор". К возможному сожалению некоторых групп читателей, в них нет мата, секса, и даже нет хакерского жаргона, хотя все авторы являются в меньшей или, как правило, большей степени хакерами; нет в них даже ничего, связывающего их со студенческой жизнью; нет в них и всего остального. Из этого ясно следует, что "ПОЛИГОН" вам читать, скорее всего, не следует. Если же вы почему-либо этому не поверили, то для вас мы добавим, что хотя во время создания (88-90 гг.) "ПОЛИГОН" был весьма популярен и даже нередко цитировался незнакомыми нам людьми, как в МИРЭА, так и за пределами оного, но в силу ограниченных в то время издательских возможностей, дальнейшего широкого распостранения не получил. Надеемся, что не получит он его и сейчас.

Если вы увидели кого-нибудь читающим "ПОЛИГОН", сдайте его в поликлиHHику, для опытов. Если вы прочитали его сами, и вас никто не сдал в поликлиHHику, или на вас уже поставили все опыты, или вы сам такой, тоже чего-нибудь пишете и хотите дать нам почитать, или жаждете выхода в свет "П-5" (выпуск будет осуществлен при наличии желающих его читать), то пишите на новую Ars Orbis BBS (to SysOp c/o Flops or to Flops himself), рекламу см. ниже.

Авторский коллектив:

Antony (Flops) Papilin 1,2,3,4.

Dmitry (Genrikh) Pronin 1,2,3,4.

Sergey (Cobbot) Gorbatchevsky 2,4.

Dmitry (Filipp) Altukhov 1,2,

[Inventor of "ПОЛИГОН/The TestGround" title.]

Cyryll (Goodween) Nikolaeff 2.

ПОЛИГОН - I.

Flops / Genrikh / Filipp

11.88 - 2.89

* * *

Когда-то был большой такой дом. И в доме жил некий гном Стефан. Любил он все, всех и даже себя самого.

Всегда ли он поступал из соображений гуманности? Но разве он должен существовать в мире абстрактного идиотизма? Нет, конечно. Следовательно, он прав.

* * *

Лазурное местечко в тихой заводи напоминало и его родные места. Не потому ли сегодня он твердо был уверен в себе, или он просто ничего не помнил...

Пульт, мерцавший едким и навязчивым звуком, закладывающим ухо (правое), наконец просигнализировал что-то невнятное типа "готов", и граф де Снуп утер свое унылое правое ухо; потом граф положил руку на большую полосатую педаль, расположенную на два фута выше пурпурного стоп-крана, чем-то напоминавшего голову графа, взглянул на стоп-кран и, вздохнув удрученно, вжал педаль в пульт.

* * *

У дивного лесного болотца, возникшего в те далекие времена, когда в лесу еще не было этих бестолочей, которые только и делали, что мешали честным ротозеям собирать то, что, возможно, в этих местах уже росло, стоял дикий серый кабан и тихо жевал пальто, забытое каким-то одиноким ротозеем.

Было уже не так шумно, как всегда бывало здесь днем и утром, потому что был тихий вечер. Кабан тупо смотрел на пузыри, возникавшие на мутной и зеленоватой водице и лопавшиеся со страшным звоном, жевал свое пальто и уныло размышлял о пузырях, о пальто, о болотце, о ротозее, снова о ротозее и пальто. Вечер сгущался.

Пальто медленно исчезало в жующей клыкастой пасти. Наконец, оно полностью было поглощено. Стало грустно, даже слеза, похожая на большую хрустальную бусину, скатилась на прибрежную, похожую на гранит, почву. Кабан хрюкнул и почесал свой заскорузлый пятачок об пенек, созданный специально для того, чтобы все об него спотыкались. Но кабан не знал этого и использовал такие пеньки для того, что он только что сделал.

Потом кабан, присвистнув весьма пронзительно, начал собираться в болото. Погружение было такое стремительное, что кабан остался очень доволен.

Утром на поверхности возникли какие-то странные замысловатые структуры, а потом из болота стали появляться кабаны. Они плавали в болоте, пока в небе не появилась стая сусликов. Небо наполнялось всевозможными громкими неразборчивыми звуками.

А наш ротозей, захватив остатки своего многострадального пальто, направился в путь.

* * *

Звезды медленно удалялись, потом снова приближались, опять удалялись и снова приближались...

Командир взвода космических бестолочей лихо дергал огромный изогнутый стоп-кран и дико хохотал. Штурман весело болтал ногами, разлегшись на краю обшарпанного дивана, держал двумя дрожащими пальцами новенький ключ "на семнадцать" и хрипло шептал что-то весьма невнятное. Беззаботный доктор, тихо напевая, бодро орудовал кисточкой, замазывая оставшиеся незагаженными предметы личного состава корабля: запонки, зубные протезы и прочую мелочь. Потом он добрался и до главного обзорного экрана...

Друзья были на седьмом, или даже на шестом, этапе своего пути к заветной фантазии, а звезды продолжали удаляться и приближаться снова и снова.

* * *

Комбайн господина Матиаса де Лонгвиля состоит из двух секций. Одна секция представляет собой сиденье для господина Лонгвиля, а другая - средних размеров руль с оранжевым штырем, на который обычно надевают руль.

Господин этот любит свой комбайн и рано или поздно сделает свою первую попытку: выйдет в поле, внимательно проверит руль и, поправив штырь, вскочит на сиденье и лихо помчится по полям и лесам.

* * *

Спасательный круг пошел ко дну, капитан же ко дну не пошел, а отпустил вовремя спасательный круг и поэтому остался на палубе. Все произошло так стремительно, что боцман не смог даже схватить брошенную коком лестницу, а только успел обиженно взглянуть на капитана, и пошел ко дну вместе с кругом...

Капитан смотрел на круги, расходившиеся от места исчезновения боцмана, потом на те круги, которыми он собирался оснастить опустевшую уже палубу, и позвал кока. После того, как явился кок, капитан высказал свои соображения по поводу таких кругов и попросил немедленно развесить все круги на свободные места. Кок схватил круги, но как только он попробовал их поднять, он ощутил всю капитанскую находчивость: изготовляя круги, капитан использовал очень высококачественный материал, и понимал, что он (кок) пойдет вместе с этим боцманом ко дну, потому что круги капитан сделал из высококачественного гранита, предварительно хорошо отполировав его и потом тщательно выкрасив.

* * *

Над бескрайними просторами Луны всходило солнце. Яркие лучи его упали на обширные плантации лунной пыли. Сторож зевнул, надел картуз на гермошлем, лежавший у него на ладони, и улыбнулся. Сторож числился здесь временно. Но известно, что нет ничего необычного во временном занятии такой полезной работой, как охрана плантаций пыли.

Вскоре сторожу захотелось проверить лунную пыль, и он, насвистывая, отработанным движением открыл дверь в чулан. Там лежал его старый верный гермошлем, окрашенный в металлический цвет. Весь чулан был освещен ярким фонариком, висевшим под кроватью, стоящей на высоком столе на одной ножке и тихо поскрипывающей на сквозняке. Сняв фонарик, сторож вышел из чулана на улицу. На улице было тихо и тепло. Пыль была в полном порядке.