Array Журнал «Аконит» - АКОНИТ 2020. Цикл 2, Оборот 3-4

Это был тот случай, когда ответ лежал не на поверхности.

— Придумала! Будет чуточку больно, чуточку. Скорее, неприятно. Идём!

Розали схватила Олечку за руку и потащила в ванную комнату. Человек-рыбка остался на месте.

В ванной комнате мышка-старушка избавила Олечку от одежды, потом сделала длинные надрезы на коже спереди и сзади — и сняла кожу целиком. Олечка посмотрела на себя, на кровавую лужу, которая натекла у ее ног, и расстроилась.

Честно говоря, в такое дурацкое положение она ещё не попадала. Попадала в разные, но не в такое.

— Теперь ты можешь стать настоящим чудищем! — объявила Розали, напяливая на неё чужую шкуру. Застегнув пуговицы на спине, мышка-старушка повернула девочку к зеркалу.

В зеркале стояло страшное существо, похожее на свинью. Во всяком случае, у него был пятачок.

— Нравится?

— Ладно. Пусть так, — согласилась Олечка. — Только как-то колет. Словно свитер.

— Дело привычки. Быть чудовищем, знаешь ли, не так просто.

Розали надела на неё обратно кожу человека и прибавила:

— Теперь, если снимешь ее, все увидят, что ты самая обычная образина!

Они вышли из ванной. Увидев Олечку, Человек-рыбка пожал плечами. В конце концов, он только игрушка, и его мнение никого не интересует.

В Nevermore праздник уже начался.

— Я подожду вас дома, — сказала Розали, махнув рукой на прощанье.

Олечка махнула в ответ.

Чудища бродили по соседям, собирая сладости в корзинки и мешки.

Олечка поразилась, как много стало вокруг людей, однако вспомнила, что все они ненастоящие.

Обойдя несколько домов, Олечка и Человек-рыбка приблизились к особняку Мэра. Над главным входом красовался портрет самого Тыквы, в парадном мундире и при шпаге. И хотя мундир и шпага производили впечатление, сам Тыква бы всего лишь украшением на Хэллоуин, которых вокруг было полным-полно.

— Сладость или гадость, — крикнула Олечка Смурина, когда открылись двери мэрского особняка.

На пороге стояла Жирная Гусеница. Из ее маленьких глазок лились кровавые слезы.

— Просто ужас что такое! Ужас! — пролепетала Жирная Гусеница. — Вы должны это видеть!

— Мы? — удивилась Олечка.

Но Жирная Гусеница убежала внутрь дома. Ничего не оставалось, только следовать за ней.

В большой спальне, на большой кровати сидел сам Тыква. Он был в ночной рубахе и совершенно расстроенных чувствах. У стены рядком стояли слуги: козел, баран и майский жук, все в ливреях, густо расшитых золотом. Боясь, что и их съедят, бедняги не смели лишний раз пошевелиться.

— Добрый вечер, — поздоровалась Олечка, но на неё никто не обратил внимания. Тыква в особенности, ибо целиком был занят трапезой.

Тачка с вопящими от ужаса детьми стояла возле кровати. Мэр протягивал руку, брал очередного отпрыска и совал в свой зубастый рот. Ему было совершенно наплевать на крики и протесты.

Хрум! Хрум! Хрум!

Так ел своих детей Тыква. Одного за другим. Безо всякой жалости, надо подчеркнуть.

Не успела Олечка ничего придумать, как в комнату, оттолкнув ее и Жирную Гусеницу, ворвалась супруга Тыквы — впрочем, не одна, а в компании с каким-то господином.

Супруга Тыквы не была тыквой по рождению. Скорее, ее можно было назвать Восковой Мандаринкой, такой реалистичной, что хотелось сорвать с неё кожурку и скушать.

— Всё, с меня хватит! Я предупреждала тебя! — закричала Восковая Мандаринка. — Ты не хочешь внимать голосу разума!

Тыква посмотрел на супругу со страхом и раскаянием.

— Дорогая, я говорил, ничего сделать нельзя. Это судьба! Если я не буду есть наших детей, моему владычеству в Nevermore придёт конец!

Лежащие в тачке тыковки завопили ещё громче.

— И хорошо, что придёт! — сказала со всей твёрдостью Восковая Мандаринка. — Я привела Ворона Линялого! Тебе крышка!

И господин вышагнул из-за ее спины. Он был одет в элегантный клетчатый костюм и кепку. Из-под кепки торчал длинный вороний клюв, а из штанин голые птичьи ноги с чёрными блестящими когтями.

— Добрый день, господин мэр! Вы готовы?

— К чему? — встрепенулся Тыква. — Ни к чему я не готов! Я вас не знаю!

Ворон Линялый посмотрел на Олечку Смурину, хмыкнул, блеснул черным глазом, словно говоря — «Я знаю, кто ты!», и направился к кровати, на которой восседал Мэр.

— Пророчество нельзя изменить. Вот моё явление!

Один из слуг — майский жук — включил стоящую в углу радиолу, из которой полилась трагическая музыка.

Тыква закричал. Ворон взобрался на кровать, ведь перьев у него не было и взлететь бы не вышло, и со всей силы клюнул Мэра в голову.

Тыква дёрнулся, скатился с кровати и умер.

— Nevermore! — гаркнул Ворон Линялый.

Все закричали:

— Ура!

И стали хлопать Ворону Линялому, который элегантно кланялся присутствующим. Жирная Гусеница при этом так разволновалась, что лопнула, и из неё выпорхнула бабочка.

— Тут есть мораль, — шепнул Человек-рыбка Олечке. И она согласилась.

Кричали и освобождённые тыковки. Радостно они раскатились по полу, а Восковая Мандаринка кудахтала, словно наседка, прыгая туда и сюда.

Олечке же в честь праздника вручили громадную плитку шоколада и пригласили на ужин, который состоялся на главной площади Nevermore.

Там Тыкву, по всеобщему признанию, самого ужасного Мэра из всех, разрезали на части и съели с большим аппетитом.

Олечка из вежливости попробовала пару кусочков.

— Не так и плохо, — заметила она. Человек-рыбка ответил, что очень даже неплохо.

Потом все танцевали и горланили песни, а Ворон Линялый читал стихи. В одном стихотворении, к восторгу жителей, упоминался даже городок Nevermore.

В полночь по традиции все сняли маски и превратились обратно в чудовищ. Олечка последовала их примеру. Спасибо мудрой Розали: никто не обратил внимания на ее костюм существа со свиным пятачком.

Прежде чем сесть на велосипед и уехать, Ворон Линялый помахал ей. Кажется, он действительно знал, кто она.

Свою кожу Олечка Смурина спрятала от чужих глаз — пригодится.

Если она когда-нибудь найдёт своего отца, ему будет приятно видеть дочь такой же, как раньше.

Эту историю рассказал мне один почтенный брамин-аюрведист из Лакхимпура, за чашкой отличного масала у него в мансарде.

— Друг мой, — начал он, — сейчас я расскажу тебе о том, как обстояли дела за четыре миллиарда лет до нашего нынешнего воплощения. Я вспомнил это в одной из своих випассана-медитаций на склоне горы в Уттаранчале. Как ты знаешь из современной околонаучной эзотерики, наша с тобой Вселенная и все вещи в ней последовательно проходят великие циклы Брахмы. Дни Брахмы — это Манвантары, или Расширения Вселенной, Ночи же — это Пралайи, или Сжатия Её. Они представляют собой настолько чудовищные по протяжённости отрезки, что никакие ваши калькуляторы не способны их подсчитать, и никакие ваши квантовики-метафизики — осилить своим серым веществом. Так вот, мне однажды открылось, что шесть Пралай назад — или вперёд, не столь важно — от нынешней Манвантары, Земля представляла либо будет представлять собой вдевятеро большую сферу, нежели сейчас, вращающуюся в совершенно иной галактике, и у неё было/будет три Солнца, четыре Луны, и будет зваться она Одж-Мабула.