Журнал «Знание-сила» - Знание-сила, 1997 № 08 (842)

Вот с белыми целая проблема. Смотришь в бинокль — травмы там-то, ага, тот самый холостяк, номер V. Но травмы сегодня есть, завтра зажили или он такие новые схлопотал, что неузнаваем. В общем, глаз да глаз.

Потом по группам. Эта самка ходит с белым детенышем, другая — с бурым, третья — с двумя. Наконец, и с этим разобрались. Вот тогда и начинается: так что же у них там происходит?

Приходишь, скажем, в компанию блатных. Они ботают по фене, а ты абсолютно ничего не понимаешь. Но слушаешь. И постепенно начинаешь связывать отдельные слова с предвидением каких-то ситуаций, по крайней мере, к миру идет дело или к ссоре. И здесь то же самое. В чем прелесть нового объекта? Все новое, ты ничего не знаешь и все время, как в детективе, складываешь кусочки мозаики, пытаясь понять, а что же значит вот это движение, тот вскрик, а этот? И вот уже понимаешь что-то, радуешься. Потом, конечно, выясняется, что ничего ты не понимаешь, твое наблюдение ровным счетом ничего не значит или в разных ситуациях разные наблюдения начинают значить одно и то же.

И все-таки что-то есть. Никогда, кстати, раньше не сталкивался с тем, чтобы наборщики, набирая научную статью, собирались вместе и читали ее. Только с ослами так вышло. Ведь там же полная аналогия с человеком. Чего стоят одни бацды молодых ослов.. У старых своя территория и группа самок, они их как бы пасут. Но организация эта довольно рыхлая, и самки могут вдруг пойти на другой конец острова, то есть запросто выйти за территорию самца, который их защищает. И обычно это две-три самки и три-четыре детеныша. Но и с самцами не так все просто. Вообще он защищает свою территорию всегда, но в сезон, когда там ходят самки, защищает особенно. И все равно тот старикан, например, мог прийти на чужую территорию и запросто начать там качать права перед взрослыми самцами. Молодые же держатся такой кодлой, они ходят все вместе, и это страшная напасть для территориальных самцов, особенно когда они вваливаются штук тридцать сразу. Но обычно не так просто все происходит. Они не врываются строем, плечо к плечу. Нет. Идет сначала один. Территориальный самец его, конечно, прогоняет. Тогда приходят три сразу. Он опять пытается что-то сделать. Тогда приходят пять, за ними семь... И в конце концов тому самцу ничего не остается, как уйти или присоединиться к их стаду. И он вместе с ними пасется, как будто так и надо, как будто он им свой

А банда молодых в это время гуляет вовсю. Отбивают молодых самок, начинают их насиловать. Я сам это наблюдал. Вижу, как они пригнали годовалую самку, повалили ее и начинают кусать — они в экстазе, грызут ей уши, рвут ее... Есть такая теория: наблюдатель не может вмешиваться, что бы пред ним не происходило. Только вряд ли так бывает. Есть одна великолепная книжка про пингвинов. Этолог там сидел на Южном полюсе, наблюдал за ними и увидел, как поморники поедали птенцов. И вот он тоже лежит и размышляет: нет, не могу, мол, вмешиваться, надо считать, сколько съели и как. Ну, действительно, это его работа. Но он не выдержал, сделал на берегу огромную такую рогатку и начал из нее стрелять по поморникам. В общем, не утерпел.

Вот и я тоже думал: не буду вмешиваться, не имею права. И не выдержал. А я еще ногу тогда сломал, еле ходил. И вот с этой больной ногой помчался через лагуну прямо по воде. Я же знал даже, чья это дочь. Это дочь Бурой была. В общем, прогнал я тех самцов.

— И они тебя не тронули?

— Нет. Они, конечно, агрессивны, но только пугают — бежит на тебя, башка огромная, зубищи жуткие, а близко не подлетает. А еще и ревет страшно.

Но самое неприятное не это. Вот мало у тебя материала, и все получается складно: один защищает территорию, и она известна, другие бродят и вторгаются, и известно, как. Полная завершенность. Но материала становится больше, и вдруг выясняется, что охраняющий территорию может зачем-то сам искать тех бандитов и даже уходить к ним на время. Или он не нападает на вторгнувшихся, а вдруг заводит с ними вполне дружеские отношения. У них, кстати, масса для этого способов. Вот они становятся друг против друга и начинают облизывать вроде бы соперника. И чем больше материала, тем все становится запутанней и непонятней. И получается, что все традиционные схемы из учебников работают лишь на каком-то очень грубом уровне. И если им ограничиться, то все прекрасно сходится с тем, что пишут классики.

Но есть другой путь. Только что я написал статью о том, что науки этологии нет, она умерла. И вот я хочу ее возродить. И предлагаю толковым зоологам: если вы этим займетесь, вы будете счастливы. В моей лаборатории сравнительной этологии мы занимаемся поведением разных видов, потом их сравниваем и пытаемся выяснить — создаем вполне произвольные гипотезы,— как поведение могло эволюционировать в процессе органической эволюции. А путь простой, но безумно трудоемкий: мы сидим и смотрим, какие же движения они там делают. И самое интересное начинается тогда, когда ты теряешься от несовпадений с классикой и учебниками, когда ты начинаешь вдруг видеть, что у тех же ослов все построено точно так же, как у человека, у которого мы не в силах предугадать что-то в поведении, кроме, конечно, тех же самых грубых поведенческих схем.

— И тогда получается все размытым до пустоты?

— Наоборот. Получается, что там все гораздо более насыщено содержанием. Внутренним. Которого мы не знаем.

— И узнать не можем.

— Узнать можно, только сужая поле своего зрения. Как с микроскопом Для простого глаза поверхность воды в ств- кане — ровная гладь. Возьмешь слабый бинокуляр — там кишит масса живых существ. А в микроскоп ты увидишь, что крошечное создание, которое только что казалось тебе всего лишь точкой, способно к какому-то дифференцированному поведению. А потом, наконец, ты доходишь до цитоплазмы и понимаешь, что там, собственно, и начинается все самое любопытное. Мне было бы бесконечно интересно бросить все, ходить только за тем стариканом и смотреть, что же он будет делать. И тогда наблюдения переходят на все более индивидуализированный уровень, хотя поначалу для теории мы как бы ничего и не узнаем, а лишь пытаемся выяснить для себя, что же там происходит.

Есть уровень стандартной науки. И если у тебя есть опьгг, ты можешь быстро собрать материал и подтвердить: да, действительно, многое соответствует тому, что уже существует в классической теории. Но каждый вид — это целый мир, и подвести их всех к какому-то поведенческому единообразию невозможно. Хотя у всех практически млекопитающих примерно одна структура — те же территориальные самцы, те же группы молодежи, все вроде одинаково и все как бы уже описано. И твое любопытство узнавания может превратиться в науку, а может и не превратиться. Все зависит от интерпретации того, что же ты сделал.