Журнал «Знание-сила» - Знание-сила, 1998 № 08 (854)

«Обретя друг друга, мы обрели покой. Мы ощущали большое увесистое разрешение: мы можем быть, есть еще такие люди, как мы. И это ощущение сохранялось, когда ты просто идешь по улице и чувствуешь себя не таким, как все, и на концертах, и во время вечеринок, в кафе, во время перфоманса. Вообще все поступки панков — это перфоманс, представление, театр. Лично мне такое времяпровождение очень прибавило какой-то широты взглядов, неожиданных ощущений, я больше поняла глубину человеческого поведения. Все-таки наша психика старается изолировать нас от неприятных ощущений, а умение эстетизировать неприятное, использовать его как материал для творчества — этому меня научили панки. Несмотря на то что кто-то спился, сошел с ума или покончил с собой, мне все-таки кажется, что такая жизнь для многих была шансом на большую осознанность, интеллектуальность и обретение творческого начала».

Fine вчера подростку казалось, что родители любят его и будут любить, чтобы ни происходило, что любовь — это встреча с прекрасным принцем или принцессой из сказки, а смерть — что-то далекое, из другого мира, актуально не существующее. Но внезапно оказывается, что все это не совеем так, контакт с родителями теряется и вообще нужно искать способы автономного существования, смерть не так далека и может наступить в любую секунду, а в теле происходит что-то не вписывающееся в сказочное представление о любви.

Человек остается наедине с большим непонятным миром, и перед огромностью и непомерностью предстоящих усилий и завоеваний неизбежно возникает идея: послать все это к черту и покончить с собой. И ответ панка: «Суицид уже совершен. Я уже мертв. Что такое панк? Это падаль. Раз я падаль — я мертвец. И поэтому не важно, когда это произойдет в физическом мире, я уже принял обличие смерти». Такое восприятие себя помогает человеку, смерть перестает быть страшной и соблазнительной одновременно. Сама поэзия и перфомансы панков в каком-то смысле шоковая терапия. На сцене изображают рвоту, бьются в судорогах, изображают смерть, справляют все человеческие отправления на глазах у публики, режут вены и заливают кровью сцену... Более шокирующего уже невозможно придумать, разве что начать стрелять по залу...

Мало кто в юности убивает себя после долгих раздумий и подготовки. Может быть, важно размышлять о смерти и проигрывать ее.

Практически у всех панков есть ритуальные порезы на руках, так называемые запилы, не опасные для жизни. Многих возили в больницы с такими порезами, но чаще всего это не имеет отношения к суициду, а скорее что-то ритуальное. Часто панки делают на груди татуировку — мишень с надписью: «стреляй сюда» или пунктир поперек запястья с текстом «резать здесь». И это тоже демонстрация своей незащищенности и открытости для насилия внешнего или своего собственного в сочетании с попыткой их осознания.

Не менее своеобразно происходит и освоение новой территории секса. Как и во многих других группах молодежной контркультуры, панки относятся к сексуальным отношениям проще, чем обычные люди. Это легко предлагается и производится. У панков есть свои носители норм сексуального поведения, служащие образцом для подражания. У, например, выполнял роль своеобразного сексотерапевта, рассказывая и порой показывая более младшим и несведущим ребятам, как это делается. Он считал, что секс — очень важная часть человеческой жизни, помогал другим ориентироваться в нем и решал, иногда удивительно мастерски, сексуальные проблемы своих друзей. У него не было никаких специальных знании, но было необыкновенное чутье, как он говорил, «данное ему Богом».

Среди панков очень редко происходят изнасилования, и может быть, это связано с тем, что секс — дозволенная и широко обсуждаемая тема: это снижает агрессивность. Девушки, участвующие в таких «мускулинизированных» движениях, чаше всего воспринимаются как сестры, подруги воинов, а не объекты сексуального преследования. Для них считалось определенным шармом быть «крутой», плевать дальше всех, гонять на мотоцикле... Такие девушки чувствовали себя достаточно спокойно и защищенно от сексуальных домогательств. Хотя, конечно, бывает разное...

Интересно, что в эстетике панков есть акцент на бисексуальность, — это и единообразие мужского и женского внешнего вида, девушки могут вести себя достаточно мужественно, молодые люди пользоваться косметикой... И это не означает гомосексуальных отношений, такое бывало крайне редко, а скорее — разрушение моделей мужественности и женственности, существующих в обществе, что способствует большей свободе творческого самовыражения. Это тоже одна из причин, по которой среди панков сравнительно мало сексуального насилия, часто связанного с жестким и прямолинейным пониманием своей мужественности или женственности.

Естественно, ранние сексуальные отношения оказываются разрушительными. Но о сексе тот свободно говорили, в то время как среди других подростков невозможность высказать свои чувства, поделиться ими причиняет слишком много страданий.

За самыми примитивными жестами и поступками у панков порой скрывается удивительная неоднозначность, расслаивающееся значение. Например, самый распространенный у панков жест — «Fuck off», олицетворяющий, выражаясь культурным языком, «отсылание адресата к детородным органам», одновременно и символическое желание смерти (вспомним Проппа), но в то же время и перерождения: «уйди, исчезни, умри и, переродившись, возвращайся другим». Лозунг «No Future» означает не только то, что нет будущего, его отрицание — это отрицание предопределенного будущего, ничем не отличающегося от настоящего, и вместе с тем, так же как и в символике «Fuck oft», молчаливый призыв сделать это будущее другим. И это только поверхностные пласты, скрывающие за собой еще большее многообразие смысловых и знаковых оттенков.

Возникновение разного рода молодежных субкультур, таких как хиппи или панк, в основном порождение сравнительно новой цивилизации мегаполисов. В Москве, по статистике, только тридцать процентов жителей считают себя москвичами и ощущают этот город как достаточно комфортное место своего обитания. У нас еще не сформировались национальные общины, как в Нью-Йорке, а дворовая общность, возникшая в послевоенные годы и служившая аналогом общины для подростков, да и для взрослых того времени, распалась. И теперь подростки, особенно те, у которых нет полноценной общины-семьи, искали в каменных джунглях своих, «свою стаю», которая формируется во многом по архетипическим законам.

Ольга говорила: «Они нуждались в семье, в отношениях с родителями и другими взрослыми людьми, и, может быть, поэтому так цеплялись друг за друга и строили квазисемьи. К псевдородственникам относились очень серьезно. Просто друзей-сверстников можно было найти и в школе, и в ПТУ, для этого не нужно было краситься перьями и втыкать в себя булавки».