Журнал «Знание-сила» - Знание-сила, 1998 № 08 (854)

• Т.Д. Лысенко. Обложка «Огонька* Nq 39, сентябрь 1948 года. Фото Дм. Бальтерманца и М. Трахмана.

Мы, мичуринцы, должны прямо признать, что до сих пор не смогли еще в достаточной степени использовать все прекрасные возможности, созданные в нашей стране партией и правительством для полного разоблачения морганистской метафизики, целиком привнесенной из враждебной нам зарубежной реакционной биологии. Академия, только что пополненная значительным количеством академиков-мичуринцев, теперь обязана выполнить эту важнейшую задачу.

Из доклада академика Т.Д.Лысенко на сессии ВАСХНИЛ 1948 года

«Товарищи, ведь вредители-кулаки встречаются не только в вашей колхозной жизни. Вы их по колхозам хорошо знаете. Но не менее они опасны, не менее они закляты и для науки. Немало пришлось кровушки попортить в защите, во всяческих спорах с некоторыми так называемыми учеными по поводу яровизации, в борьбе за ее создание, немало ударов пришлось выдержать в практике. Товарищи, разве не было и нет классовой борьбы на фронте яровизации?.. И в ученом мире и не в ученом мире, а классовый враг — всегда враг, ученый он или нет».

Из выступления академика Т.Д.Лысенко на Съезде колхозников- ударников, 1935 год

• Но время собрания ВАСХНИЛ. 1930 год. Слева в нервом ряду: второй — Н.И. Вавилов, третий — Н.М. Тулайков, четвертый — Т.Д. Лысенко

«...Позиции Лысенко находятся в противоречии... со всей современной биологической наукой... Под названием «передовой науки» нам предлагают вернуться, по существу, к воззрениям... первой половины или середины XIX века».

Н.И. Вавилов

«Пойдем на костер, будем гореть, но от убеждений своих не откажемся! Говорю вам со всей откровенностью, что верил, верю и настаиваю на том, что считаю правильным, и не только верю, потому что вера в науке — чепуха, но говорю о том, что знаю на основании огромного опыта...»

Н.И. Вавилов

Не видно и следов свободы. Мы привыкли, что наука и образование развиваются и расцветают в спокойной обстановке в условиях относительной личной независимости и безопасности. Нынешние же условия в России говорят, напротив, о дисгармонии, очевидной для каждого наблюдателя. При этом особенно серьезна нехватка свободы».

Впечатления старика Бэтсона замечательны своей трезвостью и прозорливостью. Действительно, советская власть способствовала сильному количественному росту науки. Возникали новые вузы, кафедры, музеи, сети институтов в пределах других ведомств, кроме АН. Эта невиданная ранее для стран Европы интенсивность государственной поддержки по отношению к науке поражала многих западных ученых. Политика государственного попечительства совпадала с идеалами научного этатизма и профессиональными интересами и устремлениями таких научных гигантов, как Н.И.Вавилов. По его инициативе, к примеру, вся аграрная наука была поставлена под контроль Сельхозакадемии, созданной в 1929 году. Позитивные последствия научного этатизма были очевидны, позволяя «внедрять» научные достижения. Негативные же аспекты выявились, когда во главе монопольного ведомства стал Трофим Лысенко. Режим фетишизировал науку, но одновременно низводил ее роль лишь до необходимого средства в социалистической перестройке общества. В этом смысле большевики следовали принципам Базарова.

Наука попала в своеобразную золотую клетку. Надежда на эволюцию режима в сторону демократии, надежда на сохранение научной автономии при условии соблюдения ритуальной верности идеологии и установкам «ленинских комнат» оправдывалась лишь на короткой временной дистанции. Слабость этой позиции выявилась при усилении идеологической экспансии партократии, когда произошел «великий перелом» 1929 года. Именно этот сценарий предчувствовал Бэтсон, обозначив термином «дисгармония» количественный рост советской науки в условиях ограничения свободы. Стиль заметок У.Б. спокойный, слегка ироничный, свободный от тех ритуальных философско-языковых теней, которые вольно или невольно уже опутывали Н.И.Вавилова. Поэтому столь характерны его слова из письма своему коллеге Г.Д.Карпеченко от 30 декабря 1925 года: «Мистер Бэтсон написал статейку об импрессиях от научной работы в России, которая нам очень не понравилась, но которая очень правдива».

• Сергеи Сергеевич Четвериков — один из основоположников эволюционной и популяционной генетики. Один из первых связал закономерности отбора в популяциях с динамикой эволюционного процесса

• Антон Романович Жебрак — крупнейший генетик. Основные труды по гибридизации, полиплоидии и иммунитету растений, филогении и биологическим основам селекции пшеницы и гречихи

Дефицит свободы, политизация науки, замеченные Бэтсоном уже в 1925 году, в конце концов привели к разгрому генетики двадцать лет спустя. Но судьба генетики вовсе не уникальна. Лысенковщина, как теперь очевидно, понятие не видовое, а родовое, постигшее в той или иной мере каждую область советской науки. Было три рычага воздействия: постоянное идейное давление или надзор, индивидуальный террор и,Наконец, разгром, принявший в случае генетики форму погрома. Нет ни одной области советской науки, не испытывавшей вместе с другими или порознь этих трех способов воздействия со стороны власти. Два вышедших тома «Репрессированная наука» тому доказательство. Прежде чем разгром был учинен в генетике, он произошел в самом начале двадцатых годов в гуманитарных науках — философии, экономике, социологии, в ряде областей истории, демографии и даже в краеведении.

Суть Великого Перелома в области экономики состояла в ускоренной индустриализации и насильственной коллективизации. В области организации государства это сопровождалось резким усилением бюрократии и разбуханием репрессивных органов (ОГПУ-НКВД), ставших основным инструментом социалистической перестройки. Язык удивительным образом зафиксировал последнее. Возникла идиома, понятная только советскому человеку: скажите и сейчас, в конце девяностых годов, что этот человек «из органов» — и станет ясно, из каких. (Вспоминается забавный анекдот: врач-гинеколог стеснялся своей профессии и говорил, что работает в органах... Смешно и почти недоступно для перевода на другие языки.)