Array Коллектив авторов - Альманах «Истоки». Выпуск 9

В хоре плакальщиц тех
По навеки во мглу уходящим,
Невозможно прекрасным
И столь безнадёжно любимым
Чисто голос звучит
Между прошлым моим и моим настоящим,
Между вечным огнём
И над ним исчезающим дымом.
Этот дым, что горячим стыдом
Нам глаза выедает,
Вызывает бессильные,
Чёрные, горькие слёзы,
Потому что возлюбленный наш
Нас всегда покидает –
Не удержат ни ласки его,
Ни мольбы, ни угрозы.
Он уходит из жизни твоей,
Он уходит из собственной жизни…
Почему же он катится в бездну,
Как под гору камень Сизифа?
Пить с отравой вино
Нам на той нескончаемой тризне,
Что накрыта была
В недрах тёмного древнего мифа.
В хоре кровных сестёр по несчастью,
По странному счастью
Мы возносим свой плач,
Сотворённый из слёзных алмазов.
Бескорыстны и склонны
К сочувствию, дружбе, участью,
Милосердные сёстры
Средь воинских грозных приказов.
Убегают, уходят –
А мы тосковать остаёмся.
И хватает души не судить –
Пожалеть дезертира.
Предают, покидают…
А мы всё равно не сдаёмся –
И поём о любви
На развалинах падшего мира.

В пыли солдаты наши шли,
Дул знойный ветер неустанно…
Но что осталось там, вдали,
В чужих горах Афганистана?

Живём, не ведая конца.
Но не сказал никто доныне,
Зачем умолкли их сердца
Там, на безжалостной чужбине?

Кто их утешил, кто помог?
Война кровава, жизнь жестока.
Курится призрачный дымок
Над картой Ближнего Востока.

Крадётся дождь ночной, шурша,
Земля в туманной мгле уснула.
Но почему твоя душа
Не спит в окрестностях Кабула?

В осенней бездне так темно,
И навзничь свитер твой на стуле.
Как громко дождь стучит в окно!
Но это капли, а не пули.

Не одолеешь Лету вплавь,
Изводит дождь и ноют шрамы.
И сон бежит, и смотрит явь
С холста давнишнего из рамы.

Снаряды полегли,
И пули просвистели.
Но духи той земли
Тебя убить хотели.

Что знал ты о любви?
Урок потерь и боли
Мальчишка шурави
Прошёл в кровавой школе.

Снег ляжет на виски
С далёких гор афганских,
Но не избыть тоски
В глазах твоих цыганских.

Нет, Афган твой – не роман
И страшнее, чем кино.
Между скал ползёт душман,
Словно чёрное пятно.

В синеве парят орлы,
И солдат из фляжки пьёт.
А в него из-за скалы
Невидимка снайпер бьёт.

И отравою горчит
Солнца вязкий тяжкий мёд…
А в мозгу стучит, стучит
Тридцать лет твой пулемёт.

Сыплет звёздная с неба труха
Над безлюдным селеньем Руха.
А вокруг ни дымка, ни огня.
Загадай же, что встретишь меня!

Веет диких цветов аромат,
Пусть пока отдохнёт автомат
В эту ночь, что так странно тиха,
В опустевшем селенье Руха.

Луч рассвета озарил
Госпиталь, где ты проснулся,
Ангел смерти Азраил
Лишь крылом тебя коснулся.

Это тёмное крыло
Так таинственно и странно.
Три десятка лет прошло,
Но болит сквозная рана.

С этой тайной ты живёшь,
Никому не открывая,
Словно носишь в сердце нож…
Только это боль живая.

А ты уже три дня молчишь
И речь о прошлом не заводишь.
Но как обманна эта тишь –
Ведь ты туда опять уходишь.

Ведь не сошёл с лица загар
Того сжигающего пекла.
Кабул, Герат и Кандагар…
А пряди стали цвета пепла.

Но, чтоб погибших не предать,
Уходишь – и не обернёшься.
Мне остаётся только ждать,
Когда ж оттуда ты вернёшься.

Возьми меня туда с собой,
В страну твоей тоски муки!
Ведь там сейчас окончен бой,
И ожили иные звуки:

Твой тяжкий вздох средь тишины,
Пробежка серенькой лисицы.
Но птичьи песни не слышны.
Куда отсюда делись птицы?!

Бормочет мутная река,
В безмолвии застыли скалы…
Глядит стервятник свысока,
И смотрят пристально шакалы.

Они опять в твои приходят сны,
И не могу я крикнуть им: «Довольно!»
И посреди бездонной тишины
Они бормочут: «Холодно» и «Больно».

Чем этим душам я могу помочь?
Зажечь свечу? Смахнуть слезу невольно?
Их бормотанье наполняет ночь,
А на душе и холодно, и больно.

О, если б я попасть могла
Туда, где несть числа снарядам!
Я за руку б тебя взяла,
Шепнула, что побуду рядом,

И пот твой вытерла со лба,
И в сны входила до рассвета,
Чтобы сказать: «Кисмет, судьба.
Ты выживешь, я знаю это».

Их всех послали в ад,
Остались там ребята…
А ты пришёл назад?
Оттуда нет возврата.

Бог молвил: «Не суди»,
Прощенье в Божьем слове.
…Твой орден на груди,
Как будто капля крови.

В письме описываю наряды,
Французские свои духи и взгляды
Голубоглазых шведов,
Озёра, острова – по ним не еду,
А мы по ним гуляем.

И мягкость шведов замечаем,
И что они светловолосы,
И высоких шведок косы.
Лошадка деревянная
У ратуши кирпичной,
В цветах и голубая, даларнская.
А у залива Королевский зал столичный.
И ратуши ступени:
Дамы в платьях длинных
Спускаются по ним после вручения
Нобелевских премий в Королевском зале модерновом,
не старинном.

А купол ратуши в Стокгольме
Блистает золотом.
И Балтика привольна.
Средневековие и молодость.
Спокойствие, приветливость.
Валькирий некокетливость.
Вдруг речки бурные, мосты.
И корабли огромные. Цветы
На набережных. А солнце освещает
Башни, дали водные, искрящиеся.
Бывает, улицы спускаются холмами,
На них вдруг скалы,
И шпили над домами,
Под черепицей тёмной мезонины, Карлсон
Живёт в одном из них, упитанный,
Он прилетает к Малышу.
Стекло и сталь, дождём умытые.
Я воздухом бодрящим, свежим Балтики дышу.
Флаг голубой с лучами солнца золотыми
Полощется на кораблях, лучи крестом.
Когда король есть с королевой и поныне,
Стране любая непогода нипочём.
Лев поднял щит
У Королевского дворца.
Вода журчит
И в чаши падает у великолепного крыльца.
Кафе на воздухе, на берегу:
Диванчики, подушки черно-белые
С абстрактными рисунками. Бегут
Стокгольмцы или едут вело.
Даларнская лошадка –
Символ Швеции.
Она первоначально красная.
А символ севера её: Олень.
Лошадки тонконогие и овцы белошерстные
В лугах зелёных – мы покидаем Швецию прекрасную.
Шары, как яблоки на проводах. Сине-зелёный день.