Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №04 за 1963 год

Мы переходим от одной карты к другой, от макета к макету. Вот схема судоходных путей. С постройкой основных магистралей системы судоходные пути Воеводины увеличатся более чем на 500 километров. По ним смогут проходить крупные суда.

— Сейчас проделана половина работ. Когда будет сооружена вся система (к 1966 году), то вместо одной Воеводины станет две, — закончил свой рассказ Дмитр Милованов.

Я не сразу понял смысл его слов.

— Нет, Воеводину мы оставим на прежнем месте, — улыбаясь, пояснил директор. — Только станет она еще более плодородной. Те же земли будут давать людям в два раза больше хлеба и масла, мяса и молока!

Перелистываем страницы альбома, и перед нами разворачиваются картины интересной по техническому замыслу и огромной по масштабам стройки.

— Узнаете? — спрашивает Милованов, показывая на экскаваторы, выбирающие грунт из русла канала. — Это ваши, советские машины. Обязательно напишите, что советские специалисты, которые были здесь, на строительстве, хорошо помогли нам.

Прощаясь с директором проектного бюро, я думал о том, что дружба, рожденная в совместной борьбе с фашизмом, растет и крепнет сегодня на этих мирных полях между Тисой и Дунаем, где люди дают решительный бой стихийным силам природы.

Ю. Попков

Перед глазами все плыло, я не мог даже взглянуть на Педрито, который едва тащился и вот-вот мог упасть. Голод настойчиво напоминал о себе. Оттолкнув индейца, я показал Педрито на свиней, нежившихся в тени у изгороди. Все остальное произошло мгновенно. Не успев опомниться от сладкого сна, хрюшка оказалась на вертеле!

Только тогда мы заметили белого — это был владелец хижины. По тому, как он нащупывал дорогу, было ясно, что он почти слеп. Он тут же сказал нам, что утром их очень напугал столб дыма на севере. Неужели опять «дикие индейцы»? Они приготовили пирогу, чтобы, вверившись Мете, спастись от нападения из льяносов. Мы поспешили их успокоить: это был дым нашего костра.

Ранчеро оказался радушным хозяином. Он занимался здесь сыроварением — делал известные в льяносах многослойные «ручные сыры», которые долго и тщательно мнут, раскатывают руками. Ранчеро принес нам целый такой сыр и с удовольствием согласился разделить с нами жаркое из его собственного поросенка. Он даже извлек со дна железной банки немного риса. Это было настоящее пиршество.

Мы пробыли на ранчо целых три дня. Обменяли нашего быка на пирогу. Наш четвероногий спутник уже освоился с влажными пастбищами на берегу Меты и познакомился со своими собратьями. Рана, нанесенная моим охотничьим ножом, затягивалась. Окрепнув, он утратил былую кротость и нетерпеливо отбросил мою руку, когда я погладил его широкие скулы. Мы с Педрито были ему уже не нужны. Позднее я узнал, что на следующий год бык один проделал весь обратный путь и вернулся на свое ранчо. Меня до сих пор преследует образ одинокого животного, бредущего по земле свирепых охотников куиба. Как, по каким приметам этот домашний бык отыскал дорогу назад?

На пироге по Мете

Педрито первым спрыгнул в пирогу — обыкновенный выдолбленный древесный ствол, который сразу же угрожающе накренился.

Уложив наши пожитки посередине, он сел ближе к носу и взял весло. Я устроился на корме с широкой деревянной лопатой: она служит рулем, когда нужно удерживать пирогу на стрежне. Прокричав нашим хозяевам прощальный привет, мы отчалили.

Три взмаха весла — и наше суденышко бесшумно заскользило навстречу солнцу. От одного берега до другого было около полукилометра. Русло засоряли стволы деревьев, снесенные во время дождей, и приходилось смотреть в оба.

И тут задул ветер. Как мы могли о нем забыть? Ведь мы с Педрито были уже достаточно опытными льянеро и знали, что во время сухого сезона около девяти часов утра поднимается северо-восточный ветер и дует до самого вечера с удивительной неизменностью. Пирога гудела, перелетая с волны на волну, — наше суденышко не было приспособлено для борьбы со встречным ветром.

Пирога почти совсем перестала двигаться вперед. За четверть часа, измучившись до предела, прошли каких-то двадцать метров!

Мы представляли себе это плавание вниз по течению совсем иначе: дней десять спокойного скольжения по реке, долгие тихие ночевки и благополучное прибытие в Пуэрто-Паэс. Там, как мы знали, раз в неделю приземляется почтовый самолет. Он доставит нас в Сан-Фернандо, откуда Педрито легко вернется в свой далекий Мантекаль, а я — в Каракас. Теперь наши надежды на быстрое возвращение из льяносов были явно под угрозой. При такой скорости хода нам предстояло пробыть на Мете до следующего сезона дождей.

О том, чтобы идти вдоль реки пешком, не могло быть и речи: через прибрежные заросли нам не пробраться, к тому же у нас не было вьючного быка. Оставалось единственное — плыть по реке ночью, когда ветер стихал.

В тот вечер луна поднялась часов в одиннадцать. Все было погружено в пирогу заранее, мы быстро сели на свои места и устремились в ночь.

Ночное плавание, несмотря на все его опасности, сразу же пришлось мне по душе. В темноте казалось, что мы двигаемся очень быстро: силуэт берега так и бежал назад.

Растянувшись на корме и удерживая тяжелую и длинную лопату посередине борозды, оставляемой пирогой, я не отрывал глаз от воды. Луна висела над рекой, как фонарь.

Править по-настоящему я и не пытался: пирога сама устремлялась туда, где течение было быстрее. Иногда она взлетала на вершину водяного холма, но тут же соскальзывала в углубление водоворота, который затягивал ее, кружил и потом выбрасывал дальше, как жалкую соломинку. Педрито стоял на коленях на носу и вглядывался в темноту. Я все время слышал его голос, повторявший один и тот же монотонный припев:

— Правее! Левее! Правее! Левее!..

Подчиняясь ему, я слегка шевелил веслом.

Злой дух, преследовавший нас, видимо, решил, что наше плавание проходит слишком спокойно. Он собрал со всех сторон ночные испарения, и вскоре тяжелое, густое облако заслонило от нас луну. Так продолжалось все десять ночей нашего плавания: едва луна показывалась над кронами деревьев и освещала реку, неизвестно откуда появлялось облако. Весь небосвод был чистым и ясным, и только между нами и луной висело это единственное облако.

Нам пришлось смириться и продолжать плавание в почти полной темноте, приблизительно определяя направление по неясным очертаниям берега. Мы старались держаться середины реки, зная по опыту, что здесь препятствий встречается меньше.

Дно пироги часто со скрежетом цеплялось за каменные отмели или толстые корни опрокинутых деревьев. Пирога кренилась, и мы с трудом переводили дыхание, когда она вновь обретала шаткое равновесие.