Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №04 за 1963 год

— Он был миссионером. Одним из проповедников христианства. А зачем нужно быть христианином? Чтобы любить ближнего своего.

— А разве белые любят своих ближних?

— Не все белые — христиане.

Все выше и выше по карте, через всю Африку, тянется извилистый путь вопросов и ответов. Африка — это целый мир. На север течет Нил. Фараоновы пирамиды... Все нанизывается на одну ниточку. А вот и море — внешняя граница; отсюда плывут корабли к другим материкам.

— А куда улетают птицы? Куда девается солнышко, когда становится темно?

Все взаимосвязано, мир белых и мир черных, и земля мала, хотя о ней можно рассказать так много. Учитель мог бы сказать: «За время, нужное для того, чтобы ответить на все ваши бесчисленные вопросы, можно долететь до Европы, Америки или Азии, а если бы я взялся объяснить вам, почему люди не равны друг перед другом, то, прежде чем я закончил бы объяснение, вы успели бы объехать вокруг земного шара. А если вы еще спросите меня, почему одни бедны, несмотря на то, что они работают больше, чем...»

Учитель глубоко вздохнул и рассмеялся. Сам он не имеет права на вопросы. Его обязанность — все знать. А вопросы, возникающие у него, в Южной Африке остаются без ответа.

...Две одиннадцатилетние девчушки сидят в сторонке на краю площадки, играя на песке в простенькую игру на сложение и вычитание, не требующую от них особого внимания. Их обязанность — следить, не идет ли полиция. С появлением полицейского пикета детское пение, как по мановению волшебной палочки, превращается в монотонную неразборчивую мелодию, а игры теряют всякое содержание.

Огрызок мела, записная книжка, циркуль или линейка — достаточные улики для того, чтобы клуб был объявлен честной школой. Но даже если и этих улик не обнаружено, то руководителей клуба всегда можно обвинить в том, что это «школа-летучка». Полиция неделями следит за каждым таким клубом. На лужайке, собрав вокруг себя ребятишек, четырнадцатилетний подросток поет с ними песенку. Из-за кустов появляется полиция, детей разгоняют дубинками, а мальчугана, обвинив в том, что он учитель, волокут в участок и учиняют ему допрос.

Как правило, клубный членский взнос равен всего двум кронам (Автор имеет в виду шведские денежные единицы.), и от учителя требуется подлинная преданность своему делу и немалое мужество, чтобы работать, получая в месяц максимум сорок крон. Тем более что уже двадцать пять таких учителей были привлечены за свою деятельность к суду и высланы в отдаленные деревни, где они вынуждены жить вдали от своих семей.

— Государство стремится не оставить нам ни одного шанса, — говорит мне африканец учитель. — Наших учеников, если они не посещают школы для банту, не допускают к сдаче экзаменов за восьмилетку. Не имея свидетельства об окончании школы, они не могут получить и работы. А поскольку окончившие школу для банту английским языком владеют слабо, то им тоже не приходится рассчитывать на сколько-нибудь приличную работу.

— Значит, вам не остается никакого выхода?

— Почему же? Ведь мы можем обучить детей английскому языку, а когда они уже научатся читать по-английски, их можно посылать и в школы для банту. Попробуй уследи за тем, на каком языке они читают романы или учебники в свободное от работы время?

— Ну, а на какие же средства вы живете?

— Я работаю на бензоколонке. По образованию учитель. Но я не согласен с новыми методами обучения.

— Наверное, трудно находить новых руководителей для детских клубов?

— Да, немало клубов позакрывалось. Рисковать никому неохота. У меня самого семья...

Белые члены организации движения из локации изгнаны. Для того чтобы вести вечерние занятия с подростками, они вынуждены приезжать сюда во второразрядных такси, спрятавшись под одеялами.

— Мы уже дошли до того, — сказал мне председатель АЕМ Мартин Джеррет Кер, — что используем все средства, вплоть до подделки паспортов и печатей, лишь бы иметь возможность вести работу в локациях.

...Обе девочки на краю площадки продолжают свою игру, но их внимание не ослабевает ни на секунду. Да и остальные все время напряжены, они уже по-взрослому понимают, что нельзя ничего упускать. Труднее всех приходится, пожалуй, самому учителю: он преподавал в обычной школе, и ему так хочется вести урок открыто и нормально, а не исподтишка и эзоповскими методами.

Наиболее прогрессивная форма обучения — это познавательная игра. На одни книги полагаться нельзя, все зависит от умения наблюдать, слушать и запоминать. Техника же преподавания приспособлена здесь к южноафриканскому быту: камешки можно быстра смешать в одну кучку, чертеж на песке — быстро стереть. И не останется никаких вещественных улик тех знаний, которые копятся в твоем мозгу. Так исподволь идет подготовка к тайной деятельности.

Эта детская игра, целеустремленно направленная на получение права жить по-человечески, и осталась самым сильным впечатлением, вынесенным нами из Южной Африки, Нет более убедительного доказательства того, что те, кто в этой стране занимается изготовлением смирительных рубах, сами же в них и попадут.

Малыши, занимавшиеся в церкви, выходят на площадку, осторожно озираясь по сторонам. Переходя ее, они оставляют на песке следы, образующие причудливый рисунок пальмы и носорога, неизвестных для этих мест. Прощаясь, они строят лукавую рожицу и поднимают вверх большой палец — приветственный жест Национального конгресса, символ борьбы за свободу.

Внешне бесплановый урок продолжается. И, возможно, для того, чтобы приобщить к игре и нас, учитель задает вопрос:

— Что такое свобода?

После некоторого молчания тринадцатилетний мальчуган отвечает:

— Это когда не нужно нарушать законы.

— Как мы можем связаться с другими людьми?

— А почему бы людям различных рас не посылать друг другу свои адреса и фотографии? — предлагает один из мальчиков.

— Уедут ли когда-нибудь от нас, наконец, европейцы?

Безмолвный ответ: тогда, когда свершится то, что должно свершиться.

— Нет, — громко и очень серьезно отвечает девочка, — здесь ведь так красиво, они ни за что отсюда не уйдут.

Песчаная площадка, заброшенная церковь с выбитыми стеклами, мусорная свалка. Африканские ребятишки в лохмотьях. Народный гимн «Африка мае-бае» — «Африка, вернись к нам!».

Рисунки С. Прусова