Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №06 за 1990 год

«Матусовский приехал в русском военном сюртуке,— писал Пясецкий,— вероятно, никогда прежде сюда не заглядывавшем; а кроме того, он принес с собой буссоль, с помощью которой топографы измеряют углы, необходимые при съемке планов. Рассматривание сквозь диоптру этой буссоли страшно взволновало любопытство китайцев, и толпа привалила за нами на башню; а этот маленький и с виду неважный инструмент так заинтересовал кого-то из туземцев, что он, воспользовавшись удобной минутой и густотою толпы, стащил его. Поднялась тревога, розыски, расспросы; сами китайцы, казалось, были недовольны совершившейся пропажей и тоже принялись искать...» В конце концов бывший с нашими путешественниками знаток местной жизни Миша Шевелев объявил о награде в тысячу чохов за отыскание прибора, и спустя минуту через слугу-китайца узнали, что вещь находится у духовной особы, хэшана, который служит и живет при этом храме. Когда начавшему было отпираться служке бросили на стол обещанную связку монет, а заодно пригрозили полицией, тот «открыл ящик, достал и возвратил буссоль, а на ее место положил взятые со стола деньги... И это было сделано так просто и натурально, как будто вещь купили в лавке, которой он был хозяином...».

Что ж, теперь в Хуанкэлоу монахов и служек не увидишь, а потому туристам рекомендуется внимательнее следить за своими фотоаппаратами, биноклями, видеокамерами и прочим.

А с верхней террасы башни по-прежнему открывается прекрасный вид на Реку и на возвышающуюся за ней на спине Черепахи-горы телебашню. Внизу же, в губернаторском доме, куда держали путь наши соотечественники, ныне помещается музей Учанского восстания, одного из главных событий Синьхайской революции 1911 года. Перед зданием теперь небольшой парк, в центре которого стоит памятник Сунь Ятсену, основателю и первому президенту Китайской Республики. Тут же целый табор фотографов, предлагающих всем желающим сняться на фоне президента в бутафорских военных мундирах. И желающих, надо сказать, немало. Только на фоне оставшихся от прежних времен огромных статуй Председателя Мао никто не снимается в военных мундирах. Откуда эта страсть к мундирам у скромных и, в общем-то, застенчивых жителей Китая — понять невозможно. Может, от тех же заморских гостей, принесших вместе со многими интересными вещами и эту вот странную для Китая униформу...

Впрочем, дело близится к вечеру, и нам пора расставаться с Павлом Яковлевичем, Зиновием Лавровичем, симпатичным Мишей Шевелевым. Они направятся сейчас в гости к генерал-губернатору двух великих провинций Центрально-Южного Китая. Тот и примет их со всеми полагающимися «заморским мандаринам» знаками внимания, займет приятной беседой и угостит непривычными кушаньями. А в конце визита, наслышанный о многообразных талантах нашего Павла Яковлевича, брат могущественного Ли Хунчжана застенчиво попросит русского гостя нарисовать ему на память паровоз, что и будет исполнено...

Я спускаюсь от Хуанхэлоу и иду неспешно по спине Змеи-горы, «хвост» которой кончается у «Улицы семьи Цянь», Цяньцзяцзе. Все же и в этот день на Змее-гope были посетители. Сбежав от шума городского, от криков и от рок-музыки, сидели на корточках у обочины мокрой от дождя тропы двое — отец и сын, тихие и улыбчивые. Затаив дыхание, сосредоточенные, ушедшие в себя, они ждали — не запоет ли принесенный из дому в клетке маленький щегол.

Г. Ткаченко Ухань

«Масхарабоз, то есть танцор, певец, мим,— это только ветка дерева (См. очерк «Дарю секреты масхарабозов».— «Вокруг света» № 8/89); острослов, по-узбекски азкия,— это другая его ветка; комический рассказчик, кюльдурчи,— третья, а кызыкчи — это и есть само дерево, он все может: и танцует и критику делает».

Так образно разъяснил мне суть своей профессии, а точнее, искусства, знаменитый народный комик, продолжатель известной династии ферганских кызыкчи Зайнабидин Юсупов.

Глупость, лень, властолюбие, жадность, невежество, малодушие были и остаются мишенью его смеха уже более полувека. С тех пор, как отец Зайнабидина, признанный патриарх ферганских кызыкчи Юсуп Шакарджанов впервые вывел его на сцену. Впрочем, сцена в народном театре — понятие условное: ею может стать и городская площадь, и мехмонхона — гостиная в доме, и чайхана на базаре.

Вот и мы сейчас, собрав в Маргилане и его окрестностях учеников Зайнабидина, держим путь на базар, расположенный в самом центре города, в чайхану. Именно здесь в голодные послевоенные годы чайханщиком был сам Юсуп-кызык.

— Рис был тогда на строжайшем учете, и выдавали его отцу один раз в неделю — по пятницам, восемьдесят килограммов. Пловом из него можно было накормить триста-четыреста человек, а кому не хватало, пили чай. Зато смеялись от души, до слез все, кто приходил,— вспоминает Юсупов.— Отец говорил, что он родился с желанием смешить людей: ведь когда человек много смеется, у него для слез не хватает времени...

Снег на кронах деревьев и жухлой траве, лед на асфальте грозили разрушить мое представление о Ферганской долине как о вечнозеленом оазисе. Правда, взгляд согревал восточный базар с горами лепешек, овощей, пряностей, сладостей, фруктов. От разгоряченных осликов шел пар, в углу дымился накрытый тряпицей и доходящий до кондиции чан с пловом, где-то рядом жарился шашлык, на глиняных сводах тандыров пеклись мясные пирожки-самса.

Открытая часть чайханы — айван — была пуста, и мы шагнули в тепло внутреннего помещения, где отдыхали, наслаждаясь чаем и беседой, дехкане. Мой фотоаппарат поначалу вызывает настороженность, но несколько слов, обращенных в зал Юсуповым, вмиг снимают напряженность, лица расплываются в улыбке: вот так удача — зашли попить чайку, а попали на представление всеобщего любимца!

По рассказам я знаю, что Зайнабидин и сам, без ассистентов, способен держать зал катающимся со смеху полтора-два часа, но чтобы показать искусство народного театра в его классическом виде, кызыкчи созвал в этот выходной день свою труппу, самых верных учеников — сына Джамалидина, преподавателя игры на национальном смычковом инструменте — гыджаке, Сыдыка Щераева, работающего во Дворце культуры, и Арыбжана Усманова, продавца в киоске «Союзпечать».

Пока сдвигают столы, чтобы освободить площадку для артистов, Зайнабидин знакомит участников выступления с сюжетами, которые им предстоит сыграть, вернее, он просто задает тему, как делают это виртуозы-импровизаторы в джазовом квартете, а все реплики, мимика, жесты будут рождаться по ходу спектакля. Сотни таких сюжетов записали исследователи узбекского фольклорного театра, имеющего вековые традиции, и всегда стержнем их была социальная направленность. Вот и сейчас — первая сцена критикует просчеты в медицинском обслуживании населения, которыми рады воспользоваться пройдохи и шарлатаны (тема весьма популярная в наши дни).