Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №12 за 1988 год

Никакой он не грозный, на самом деле даже трусливый. Мы с Витей два года назад тропили тигра. В январе. Шли и сомневались, тигр ли это — снег глубокий, характер следа определить трудно. Потом, когда на сопку поднялись, там снега меньше, убедились — точно, тигр. А шел он так: то поднимется на сопку, то спустится. Мы уже совсем замучились. Потом смотрим: что такое, вороны летают стаями. Оказалось — это волок. Тигр добычу тащил. След от туши и кровь на снегу остались. А вороны туда-сюда, туда-сюда летают. Мы по волоку пошли и давленку увидели. Полкабана — передняя часть. Тигр начинает есть с задней части. Туша совсем свежая. Только-только подмерзать стала. В некоторых местах руку приложишь, и еще вроде тепло чувствуется. В общем, я бегаю вокруг, фотографирую, а Витя нервничает, ему и мяса хочется отрезать, и тигр ведь где-то совсем рядом, уходить надо. Я ему: как тебе не стыдно, оставь тигру-то мяса... А через день я на это место вернулась, чтобы посмотреть, что дальше было. Оказывается, тигр почуял нас, бросил кабана. А потом не выдержал. Возвращался крадучись, осторожно, даже — сверхосторожно. Дугу сделал вокруг того места, где давленку оставил. А уж к ней-то как трусливо подбирался. Зигзагами шел. Пройдет немного — ляжет, потом еще немного — снова ляжет. Все принюхивался. И так чуть ли не через каждые десять метров. Я потом замучилась его лежки считать.

— И не боится Витя отпускать вас в тайгу одну?

В ответ Галя только рассмеялась.

Вечера за столом, собиравшие всех обитателей кордона, были для меня особо притягательными. О чем бы ни заходил разговор, он неизбежно выводил собеседников к биологии. К иммунной системе. Защите от радиации. Чернобылю и генетике. И, разумеется, к тиграм. Все напоминало своеобразный семинар, который проводили шесть преподавателей для одного студента.

В той истовости, добросовестности, с которой биологи каждый раз начинали объяснять, что же такое все-таки жизнь леса, жизнь природы, я видел не только доброжелательность ко мне, гостю. Каждый из них был немного проповедником. Думаю, качество это выработала в них сама профессия. В известной степени профессия биолога, зоолога по ряду печальных для всех нас обстоятельств становится сегодня еще и общественной миссией.

Как-то, когда в очередной раз заговорили о тиграх, Салькина рассказала, что раньше, до массового переселения в Приморье русских и украинцев, тигров здесь было много. Местные их не трогали. Начали отстреливать их пришлые. Переселенцы до 150 тигров в год добывали. А почему местные не трогали? Боялись? Конечно. Но не только. Не боялись же они других зверей. Мужества у них было не меньше, чем у переселенцев. Здесь был другой страх. Тигр не воспринимался ими как обычное животное...

Я вспомнил Арсеньева, описавшего сложное отношение своего проводника Дерсу Узала к тигру. В силе тигра для Дерсу заключалась сила всей тайги, сила ее законов, сила природы, в которой он жил. Поднять руку на тигра — значило поднять ее на саму тайгу, на саму жизнь, грозную и милосердную.

Что может быть общего, думал я, у неграмотного Дерсу с моими собеседниками, людьми, несомненно, образованными, трезво смотрящими на жизнь? И тем не менее весь опыт их работы, их знания подводят если не к вере, как у Дерсу, то к твердому осознанию бережения тайги — тому, чем жил Дерсу. К бесконечному уважению всего, что дала нам природа.

Приморье

Сергей Костырко

На специальной карте для летчиков эти места раскрашены в два цвета: желтый и ядовито-желтый. Желтый обозначает недружелюбные племена индейцев. Ядовито-желтый — племена враждебные. Марк Плоткин, молодой американский этноботаник, разглядывая эту карту, слегка оробел.

— А какая разница между враждебными и недружелюбными индейцами? — спросил Плоткин пилота небольшого самолета, несшего его в суринамскую сельву, к северной границе Бразилии.

— Разница? Существенная. Одни продырявят тебя сразу же, а другие сперва зададут пару вопросов и только потом...

— ...продырявят?

Пилот промолчал. Самолет шел на посадку в намеченном районе возле реки Сипалиуни. Плоткин обреченно собирал свое снаряжение: рюкзак, две огромные бутылки формальдегида, пачку газет, чтобы прокладывать гербарий.

Самолет замер у края зарослей.

— Одно тебе посоветую,— сказал пилот на прощание,— держись подальше от женщин, здешние мужчины не любят развязных молодых людей. Вернусь за тобой через два месяца.

Едва самолет скрылся, Плоткин очутился в тесном кольце воинов племени тайрио. В их волосах, лоснящихся от пальмового масла, грозно покачивались пучки перьев ястребов-гарпий. В мускулистых руках — копья и луки с отравленными, как справедливо предположил Плоткин, стрелами. Над красными набедренными повязками воинов мирно круглились животы (даже у юношей-тайрио сказывается пристрастие к маниоковому пиву), но молодому американцу было не до смеха...

В Вашингтоне Плоткин руководит секцией растений Мирового фонда охраны природы и, разумеется, не знает недостатка в нужных книгах. Но он решил обратиться не к почтенным профессорам, а к людям в набедренных повязках. Ведь главная тема его исследований — знания первобытных народов о лечебных свойствах растений. А суринамская пословица не зря гласит — «На буси инги сабе ала сани» — «Индеец в лесу знает все». (Пословица приведена на суринамском «эсперанто» — смеси голландских, английских, испанских и индейских слов.)

Влажные тропические леса могут исчезнуть к концу нашего века. Не секрет, что обремененные долгами латиноамериканские страны, с их миллионами голодающих, сводят эти леса под пашни и заводы, поэтому ученые ищут способы превратить абстрактную для жителей тропиков проблему сохранения лесов в конкретную, сегодняшнюю задачу: лес должен давать пищу, масла, натуральный каучук и множество других ценных продуктов.

У Плоткина свой подход: половина всех земных растений произрастает во влажных тропических лесах, многие до сих пор неизвестны науке, а известные — малоизучены. Но ведь это Эльдорадо для фармакологии и фармацевтики! Вырвать секреты у леса, производить новейшие лекарства для всего мира. В этом он видит путь укрепления экономики латиноамериканских стран.

...Но в момент приземления в суринамской сельве надежда латиноамериканской экономики в лице ботаника Плоткина висела на волоске — ей угрожали отравленные стрелы тайрио... Тут воин самого свирепого вида расхохотался, указывая соплеменникам на бороду пришельца. Остальные тоже засмеялись: ну и нелепость! Волосы на подбородке! Но все же ему позволили войти в селение, повесить гамак в пустующей хижине, угостили маниоковым пивом.