Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №09 за 1977 год

Кусто. В следующем году мы планируем изучать ночную жизнь глубинных обитателей моря при помощи новой аппаратуры — без света.

Сенкевич. Чтобы ничем не вмешиваться в естественную сферу обитания?

Кусто. Да, конечно. Мы собираемся работать в различных местах Мирового Океана. Возможно, будет разработана совместная программа с другими странами. В 19Т9 году мы собираемся заняться изучением Северного полюса, вернее, подледной воды этого района. Мы будем опускаться под лед в наших «ныряющих тарелках» и работать там. Впервые мы сможем увидеть, что же происходит под этим льдом. Возможно, в Арктике нас ожидают такие же интересные открытия, как и в Антарктике в 1973 году.

Сенкевич. А что эта были за открытия?

Кусто. Мы обнаружили невероятное количество фактов, или совсем неизвестных науке, или мало известных. Обилие фауны там совершенно невероятное, но число видов животных очень ограничено. И из-за этого морская фауна здесь очень хрупкая, ее легко разрушить. Значит, человек должен обращаться с ней очень бережно.

Сенкевич. И в заключение. Тематика ваших исследований чрезвычайно разнообразна: от практического изучения акул и китов до проблемы загрязнения Мирового Океана. Столь же обширен географический диапазон ваших экспедиций — от высокогорного озера Титикака до вод Арктики и Антарктики. Можно ли каким-либо одним словом выразить основную суть, средоточие ваших устремлений?

Кусто. Мне кажется, можно. И конечно же, не только моих, но всего современного взгляда на Океан. Это слово — уважение.

Сенкевич. К Океану?

Кусто. И к своему разуму. Мы вступаем в эпоху, когда разум и природа будут уже не противоборствовать, а, если персонифицировать, что ли, эти два понятия, строить свои отношения на взаимном уважении достоинств друг друга. Но первое, главное и определяющее слово — за разумом. Ведь природа не знает чувства жалости к ошибкам человека...

Записал С. Николаев

Начало сентября. Ослепительно светит солнце бабьего лета. Десятиместный «фэн джет фэлкон», кажется, застыл в неподвижном воздухе высоко-высоко над Ботническим заливом. Справа сквозь дымку проглядывает Финляндия. Слева — гораздо ближе — шхеры и голубые осколки бесчисленных озер Швеции.

Второй час летим из Стокгольма на самый север страны. Местность внизу начала собираться в глубокие складки. Под нами Лапландия (Лапландия — исторически сложившаяся область, охватывающая север Норвегии, Швеции, Финляндии и западную часть Кольского полуострова в СССР. Этот сильно вытянутый регион (свыше 1300 километров в длину и до 300 километров в ширину) населен народностью саами, или лопарями. «Саами» — самоназвание, а слова «лопь», «лопари», «лаппы» пошли в средние века от финнов.) — «страна лаппов»...

...После короткого пробега самолетик застыл возле маленького стеклянного аэропорта северного города Кируны. Вокруг летного поля полыхали багрянцем березы, они чуть дрожали в прозрачном утреннем тепле, поднимавшемся от нагретого бетона. И только порыв холодного ветра отрезвил нас, напомнил: Арктика не так уж далеко, мы за Полярным кругом.

Наверное, ни один туристский проспект в Швеции не выходит без изображения лопарей в их живописнейших национальных нарядах сине-голубых длинных рубахах с ярко-красным орнаментом. Алые ленты различной ширины нашиты на плечи, грудь, алыми полосами украшены полы одежды, обшлага, шапки. На пронзительно красном фоне лент выступают белые и синие кружки, ромбики, квадратики, цветы...

Вокруг Кируны и вдоль дороги, которая вела на восток страны, высились терриконы отработанной породы. Лен Норботтен — край железорудных разработок. Руда здесь высокого качества, день и ночь грохочут составы, направляющиеся в норвежский порт Нарвик, откуда везут рудный концентрат в промышленные центры Европы.

Я разглядывал терриконы и не забывал посматривать по сторонам, надеясь вот-вот увидеть красно-сине-голубую одежду «настоящих» лопарей.

В быстро сгущающихся сумерках машина зигзагами поднималась на гору Дундрет. Она остановилась на площадке, образовавшейся после того, как бульдозеры срезали самую верхушку горы. Снизу на вершину наступали кустики морошки, явно желая отвоевать временно потерянную территорию. На площадке были разбросаны несколько десятков тонкостенных домиков — нечто вроде базы отдыха для жителей Кируны. В центре стоял внушительный сруб из высохших на корню финских елей в три обхвата. Этот бастион прочно врос в землю, выставив на все четыре стороны «мортиры» толстенных бревен. Нам предстояло прожить здесь несколько дней. Я втянул голову в плечи, ежась от порывистого ветра, и с сомнением посмотрел на раскрашенные легкие домики вокруг. Но домики были оборудованы электроподогревом и стояли крепко.

Ужинать нас пригласили в тот самый кряжистый дом, в котором, как оказалось, были и сауна, и бассейн, и кафе-ресторан.

На стенах висели огромные медвежьи шкуры и деревянные рельефные панно. На столах горели свечи, пламя которых отражалось в стекле и фарфоре. Где-то вверху тускло блестели электрические лампочки, свет их с трудом достигал деревянного пола, и массивные столы вырастали из полутени желтыми островками.

Перед каждым на деревянной тарелке лежала длинная и гладкая, без мяса, кость, рядом — деревянная палочка. Но что с ними делать? Один из нас попробовал кость на зуб — она с честью выдержала испытание. Шведы тоже: ни один из них и бровью не повел. Пришлось выслушать объяснение, что мозг, находящийся внутри кости, считается у лопарей лакомством, а деревянной палочкой нужно вытолкнуть его на тарелку. Если мозг покажется слишком жирным, на него крошат сваренную и растертую со специями оленью печенку. Тут же лежал тонко раскатанный саамский хлеб. Мы почувствовали себя несколько увереннее, когда очередь дошла до оленьих отбивных: нежное, вкусное мясо.

После ужина я погрузился в кресло возле большого камина, где потрескивали большие поленья.

— Извините, на каком языке вы говорили? — Рядом со мной в таком же кресле сидел человек лет пятидесяти, худощавый, с трубкой в зубах, в сером отглаженном костюме. Некоторое растягивание гласных выдавало в нем уроженца Северной Скандинавии. Темные глаза на широком, изрезанном морщинами лице смотрели дружелюбно и со спокойным любопытством. Наверное, финн, проживший здесь всю свою жизнь.

— На русском, — ответил я.

— Ну, что же, мы почти соседи, даже более того. У вас ведь тоже живет мой народ.

— Вы саами? — догадался я.

— Да-а, — в ответе прозвучала характерная интонация, которая на севере Швеции соответствует неопределенным выражениям, вроде: «в общем-то, да» или «а как же, не без этого».