Лариса Михайлова - Сверхновая американская фантастика, 1996 № 01-02

Кевин показал всем нам ящерицу и сказал, что он должен принять соответствующие меры и что все мы были свидетелями того, что произошло.

Мистер Шибони застонал от боли, и Кевин решил, что ящерицей он займется потом, и отдал ее мне на то время, пока накладывал шину на ногу мистера Шибони и вызывал по радио парамедиков.

Я принялся рассматривать маленькую ящерицу. У нее были изящные лапки, хвост — длинный и элегантный, но особое впечатление на меня произвела расцветка: красноватая голова, голубое тело, серые лапы, цвет становился все менее ярким по мере приближения к коготкам. Прекрасное, даже в смерти прекрасное создание.

После того, как парамедики увезли мистера Шибони назад в домик, Кевин целый час показывал нам, как устроена ящерица угаама: как ее глаза могут видеть одновременно в двух направлениях, как ее когти позволяют ей висеть вниз головой на любой поверхности и как ее челюсти здорово могут раздробить панцири пойманных насекомых. Наконец, из-за происшедшей трагедии и еще из-за того, что он хотел проверить состояние мистера Шибони, Кевин предложил закончить день.

Никто из нас не протестовал — мы понимали, что Кевину придется работать сверхурочно, описывая несчастный случай и доказывая Министерству Национальных Парков, что его компания по проведению сафари не несет ответственности за это происшествие, — но все же мы все почувствовали себя обманутыми, ведь у нас оставался всего один день. Я думаю, Кевин понял это, потому что до того как мы вернулись в лагерь, он пообещал нам на завтра особую программу.

Я не мог заснуть полночи, пытаясь отгадать, что это может быть. Может быть, он знает, где обитают остальные антилопы дик-дик? А может быть, легенда о последнем фламинго — все-таки правда?

19 февраля.

Утром забираясь в машину, мы все волновались. Каждый допытывался у Кевина, в чем заключается «особая программа», но он только улыбался и заговаривал о другом. Наконец мы добрались до ущелья Олдувай и пошли пешком, только в этот раз, похоже, мы двигались в какое-то определенное место, и Кевин даже не замедлял шаг, чтобы попытаться найти антилопу дик-дик.

Мы спускались по крутым изогнутым тропам, перебираясь через корни деревьев, обдирая руки и ноги о колючий кустарник, но никто не жаловался, поскольку Кевину удалось так заинтриговать всех своим сюрпризом, что трудности были позабыты.

Наконец мы спустились на дно ущелья и начали двигаться вдоль пологой извилистой тропы. Ко времени ланча мы так еще ничего и не увидели. Пока мы сидели и ели в тени акации, Кевин вытащил рацию и связался с другими проводниками. Одна группа заметила трех дик-диков, другая обнаружила гнездо сизоворонки с двумя птенцами. Кевин очень азартный и обычно после таких новостей он торопил нас с завтраком так, чтобы мы до возвращения в лагерь увидели не меньше остальных; но на этот раз он только улыбнулся и сообщил проводникам, что на дне ущелья мы ничего не увидели и похоже, что вся дичь ушла отсюда, видимо в поисках воды.

Потом, когда ланч окончился, Кевин отошел ярдов на пятьдесят, скрылся в пещере и тут же вернулся с маленькой клеткой. В ней сидела крошечная коричневая птица, и хотя мне безумно хотелось подойти поближе, чтобы рассмотреть ее, я все же почувствовал какое-то разочарование от того, что это и был наш «сюрприз».

— Вы когда-нибудь видели медоуказчика? — спросил он.

Все ответили «нет», и он объяснил, что так зовут эту бурую птичку и что это значит «проводник меда».

Я спросил почему он так ее назвал, ведь она явно не производит мед и вряд ли годится в проводники, и он опять улыбнулся.

— Видите то дерево? — он указал на дерево примерно в семидесяти пяти ярдах от нас, с нижней ветки которого свисало огромное пчелиное гнездо.

— Да, — сказал я.

— Теперь смотрите. — Кевин открыл клетку и освободил птицу. Она мгновение не решалась двинуться, потом расправила крылья и полетела в направлении дерева.

— Она проверяет, есть ли там мед, — пояснил Кевин, показывая на птицу, которая кружила вокруг улья.

— Куда она летит теперь? — спросил я, когда птица внезапно полетела вниз по руслу реки.

— Искать напарника.

— Напарника? — удивленно спросил я.

— Подождите и увидите, — Кевин сел, опершись спиной на большой камень.

Мы все последовали его примеру и сели в тени, направив бинокли и голокамеры на дерево. Так прошел почти час, и некоторые уже начали волноваться, когда Кевин насторожился и махнул рукой в направлении русла.

— Там! — прошептал он.

Я посмотрел туда и увидел громадное черно-белое животное, самое большое из всех, что я когда-либо видел, впереди которого, неистово чирикая, летела птица.

— Что это такое? — прошептал я.

— Медоед, — тихо ответил Кевин. — Считали, что он исчез двадцать лет назад, но в Олдувае нашла прибежище супружеская пара. И это уже четвертое поколение, родившееся здесь.

— Он собирается съесть птицу? — спросил кто-то из группы.

— Нет, — прошептал Кевин, — птица приведет его к меду, и после того, как он залезет в гнездо и опустошит его, он оставит немного и для нее.

Все произошло именно так, как и сказал Кевин. Медоед по стволу залез на дерево и передней лапой сбил улей на землю, потом сполз обратно и разбил его, не обращая внимания на жалящих пчел. Мы запечатлели всю эту фантастическую сцену на голографы, и когда медоед окончил работу, он действительно оставил немного меда для птицы.

Позже, пока Кевин ловил птицу и водворял ее в клетку, мы обсуждали увиденное. Я считал, что медоед весит фунтов сорок пять, хотя большинство полагало, что тридцать шесть — тридцать семь. Но как бы то ни было, существо казалось огромным. Затем мы перешли к тому, сколько чаевых оставить Кевину, так как он их действительно заслуживал.

Я пишу эти последние строки в своем путевом дневнике, все еще дрожа от восхищения, которое может вызвать только внезапная встреча с крупным животным в его родной среде. Вплоть до сегодняшнего дня у меня были сомнения по поводу сафари — мне казалось, что я переплатил, или, может, я слишком многого ждал от него, — но теперь я понимаю, что оно стоило этих денег до последнего пенни. У меня такое чувство, что я оставляю здесь часть себя и никогда не буду по-настоящему счастлив, пока не вернусь в этот последний оплот дикой природы.

Лагерь в волнении гудел. Именно тогда, когда мы твердо уверились в том, что под землей больше нет никаких сокровищ, Близнецы обнаружили три маленьких кусочка кости, скрепленные между собою проволокой, — явно предмет, изготовленный человеком.

— Но датировка неправильная, — сообщил Историк, проверив кости своим оборудованием. — Это примитивное украшение — можно сказать, изделие дикарей, — а кости и проволока датируются теми веками, когда Человек уже открыл космические путешествия.