Лариса Михайлова - Сверхновая американская фантастика, 1996 № 01-02

— Ты…

— …отрицаешь…

— …что мы нашли…

— …это в ущелье? — спросили Близнецы.

— Я верю вам, — ответил Историк, — я просто считаю, что это скорее всего анахронизм.

— Это наша находка и…

— …она будет носить наше имя.

— Никто не собирается посягать на ваше открытие, — заметил Беллидор, — просто вы обнаружили нечто загадочное.

— Отдайте находку…

— …Тому, Кто Наблюдает, и он…

— …разрешит эту загадку.

— Я постараюсь, — заверил я, — но прошло еще недостаточно времени с тех пор, как я исследовал перо. Я должен отдохнуть и собраться с силами.

— Вполне…

— …приемлемо.

Мы передали артефакт Морито, чтобы он очистил его от грязи и отмыл, а сами тем временем пытались объяснить, как мог примитивный фетиш возникнуть в век полетов к звездам. Наконец Экзобиолог поднялась.

— Я возвращаюсь обратно в ущелье, — сообщила она. — Если Близнецы смогли найти это, может, мы еще многое просмотрели. В конце концов, тут огромная территория. — Она замолкла и взглянула на нас. — Кто-нибудь хочет пойти со мной?

Наступал вечер, добровольцев не нашлось, и в конце концов Экзобиолог повернулась и двинулась по тропе, ведущей в глубину ущелья Олдувай.

Только когда стемнело, я ощутил себя достаточно сильным, чтобы Почувствовать украшение. Я распространил собственную сущность на кости и проволоку и вскоре слился с ними…

Его звали Джозеф Меромо, и деньги ему были нужны, а вот угрызения совести — нет.

Все началось со звонка из Брюсселя и завуалированного предложения от главы находящегося там транснационального концерна. У них был некий товар, от которого они хотели отделаться. Но не знали, куда бы его сплавить. Не могла ли бы Танзания помочь?

Меромо ответил, что рассмотрит такую возможность, но сомневается, что правительство пойдет на это.

Хотя бы попытайтесь , последовал ответ.

На самом деле последовал не только ответ. На следующий день частный курьер доставил огромную пачку счетов на предъявителя, выписанных на круглую сумму, которую сопровождала вежливая записка, где Меромо благодарили за хлопоты.

Меромо знал, что такое взятка — он достаточно получал их за время работы, — но такой большой он в жизни не видел. Причем даже не за конкретную помощь, а просто за то, что он согласился выяснить, что к чему.

Ладно, подумал он, а почему бы и нет? Что же у них там может быть? Пара Контейнеров с токсичными отходами? Несколько плутониевых стержней? Закопать их поглубже и никогда никто даже не узнает. Разве не так поступали западные страны?

Конечно, произошло несчастье в Денвере, и та мелкая неприятность, благодаря которой вода в Темзе почти на сто лет стала непригодной для питья, но помнили об этих случаях лишь потому, что все это были исключения, а не правило. По миру раскиданы тысячи свалок, и девяносто девять процентов из них не доставляют никаких хлопот.

Меромо вызвал на компьютере голографическую карту Танзании. Он, нахмурившись, взглянул на нее, ввел сведения о топографии и начал внимательно ее исследовать.

Если он решит помочь им спрятать отходы, какими бы они ни были, — хотя, уговаривал он себя, он еще не дал согласия, — где было бы наилучшее место для их захоронения?

На побережье? Нет, рыбаки через две минуты выудят их, притянут прессу и этого будет достаточно, чтобы он погорел, а может еще и правительство вынуждено будет подать в отставку.

Провинция Селус? Может быть пятьсот лет назад, когда здесь располагалось последнее дикое место на континенте, где некогда обитали только слоны да рос практически непроходимый колючий кустарник, но не сейчас, не в разросшемся, поделенном на семь округов городе-штате с пятидесятидвухмиллионным населением.

Озеро Виктория? Нет. Та же проблема с рыбаками. Дар-эс-Салам? Возможно. Достаточно близко к побережью, чтобы можно было легко организовать транспортировку, практически пустынно с тех пор, как столицей страны стала Додома.

Но Дар-эс-Салам двадцать лет назад, когда Меромо был еще мальчиком, уничтожен землетрясением, и он не может рисковать тем, что во время еще одного все спрятанное, что бы там ни было, выйдет на поверхность или расколется.

Он продолжал шарить глазами по карте: Гомбе, Руаха, Иринга, Мбея, Мтвара, Таренгир, Олдувай…

Он остановился и уставился на Олдувай, после чего запросил все доступные данные.

Глубиной почти в милю. Это в его пользу. Никаких животных не осталось. Еще лучше. Никаких поселений на крутых склонах. Только горстка масаев все еще живет в этом районе, не больше двух дюжин семей, но они слишком высокомерны, чтобы обращать внимание на то, что делает правительство. В этом-то Меромо был уверен: он сам был масаем.

Он тянул так долго, как только мог, получал подарки наличными почти два года, и наконец все-таки сообщил нужные данные.

Меромо смотрел в окно офиса с тридцать третьего этажа, мимо суетливой Додомы, на восток, туда, где, как ему казалось, находилось ущелье Олдувай.

Все казалось таким простым. Да, ему заплатили много денег, невероятно много, — но у этих транснационалов денег куры не клюют. Подразумевалось, что там просто несколько дюжин плутониевых стержней, или, по крайней мере, он так думал. Откуда он мог знать, что речь шла о сорока двух тоннах ядерных отходов?

О возврате денег не могло быть и речи. Даже если бы он захотел сделать это, он вряд ли мог ожидать, что они вернутся и выкопают обратно все эти смертоносные вещества. Возможно, что все обошлось, возможно, что никто даже не узнает…

Но эти мысли преследовали его целыми днями, и, что еще хуже, они начали преследовать его по ночам, принимая самые разные обличья. Иногда это были аккуратно запечатанные контейнеры, иногда — тикающие бомбы, иногда несчастье уже произошло и единственное, что он видел, — обуглившиеся тела детей масаев, распростертые по краю ущелья.

Почти восемь месяцев он сражался с дьяволом в одиночку, но со временем он осознал, что нуждается в помощи. Сны не только преследовали его по ночам, но и днем вторгались в действительность. Сидя на собрании сотрудников, он внезапно представил, что сидит среди истощенных, покрытых язвами масаев Олдувая. Он читал книгу, и слова менялись на глазах, и он уже читал, как Джозеф Меромо приговорен к смерти из-за собственной жадности. Он смотрел голофильм о гибели «Титаника», через секунду видел нечто подобное, но уже про трагедию ущелья Олдувай.

В конце концов он отправился к психиатру, и, поскольку он сам был масаем, он выбрал психиатра масая. Боясь презрения врача, Меромо не рассказывал подробно о том, что же послужило причиной ночных кошмаров и вторжений в реальность, и после полугода безуспешных попыток справиться с ними психиатр сдался.