Альманах Российский колокол - Российский колокол, 2015. Спецвыпуск «Клуб публицистов премии им. Владимира Гиляровского»

Мы покидали Палестину, когда все цвело, а здесь все ждали долгожданного лета, а оно все не приходило. По крыше заунывно стучал дождь, поэтому стекла не поднимались, и слетать посмотреть, что творится снаружи, не было никакой возможности, да и не хотелось. Теплицы стояли очень тесно, и единственное, что мы могли видеть, это обреченно прижатые к плачущему стеклу ветки наших соседей – лимонов, вынужденных, как и апельсины, томиться взаперти.

Судьба этих несчастных лимонов и прояснила смысл слов про электричество, которого может почему-то не хватить.

В один недобрый день тепличницы пришли мрачнее тучи. Они не подтрунивали друг над другом, и казалось, вовсе забыли про нас.

– Неужели рука поднимется? – со вздохом сказала Нюра, тяжело опускаясь на ящик. – Мы ведь их сами прививали, пересаживали… Лимоны в этом году, конечно, не уродят, потому что завязь побило, когда этот Мерзавец электричество отключил, но все равно жалко. Вы-то, молодые, не помните, а нас даже медалями наградили, когда первые лимоны пошли в Кремль (опять этот загадочный Кремль?). Что ни говори, а трудовой человек при Советской власти был в почете.

– Не смеши людей! —оборвала подругу Зина. – Никакой Советской власти отродясь не было. Была власть Кремлевской, такой и осталась (немножко прояснилось!). Только тот Кремль нашими лимончиками не брезговал, а нонешние правители к авокадам да фуа-грам в своих заморских владениях привыкли.

– Фуа гра – это гусиная печенка, приготовленная особым способом, – грустно и совсем без насмешки сказала Люся. – А лимоны все равно вымерзнут, если продолжатся веерные отключения.

Последний генератор на ладан дышит, да он и не рассчитан на стационарный обогрев теплиц. Можно, конечно, печурки установить, но где столько дров взять?

– У них и лимоны вымерзнут, и гуси передохнут, а главное для них – это нас поскорее извести, – неожиданно поддержал теток сторож, обычно имевший особое мнение.

– Да что ты такое мелешь, Федя? – всплеснула руками Нюра. – Как же можно без людей-то? А кто на них работать будет?

– Точно говорю, – мрачно изрек сторож. – По телевизору слышал, что этот, толстомордый, чей дед детские книжки пишет – знаю, сам внучке покупал! – так вот он сказал, что надо пример брать с Моисея Ветхозаветного, который сорок лет водил свой народ по пустыне, пока все не перемерли. Ну, а кто выжил, те на него, конечно, работать стали. А наши Моисеи рабов с окраин завезут. Там с работой еще хуже, чем у нас. За кормежку работать рады. Вот и председатель гагаузов нанял, чтобы лимоны корчевать. Наши-то мужики отказались. Я сказал, что спину ломит, Михаил обматерил председателя, сел на трактор и уехал навоз возить, а Петька с Митькой с вечера пьяные лежат. Зойка сказала, что грибами отравились.

– А председатель? – подняла заплаканные глаза Нюра.

– А что председатель? – вопросом на вопрос ответил сторож. – Сказал, что ему тоже жалко лимоны рубить, но теперь, когда Рыжего Мерзавца посадили на электричество, иного выхода нет. Электричество будет строго лимитировано, так что не до жиру – быть бы живу.

– А ты не спросил, зачем он тогда шмелей завозил? – зло спросила Люся. Сторож промолчал, и Люся ехидно добавила: – А то давайте в лес их выпустим. Новую породу выведем – шмель лесной, морозо-стойкий.

Я сидел на цветке, оглушенный известием. В лесу, конечно, есть чем поживиться, да и убежище найти нетрудно, но сколько можно продержаться под этими серыми, вечно плачущими небесами, я, по правде говоря, не представлял.

Тревоги мои развеял сторож.

– Глупые вы, бабы, – взял он свой излюбленный тон. – Благодаря Шмулевичам можно и денег сэкономить и часть теплиц сохранить. Если будут урезать в электричестве, как в прошлую зиму, для

полноценного обогрева хватит от силы на три теплицы. А по расчетам евреев, Валентин говорил, одна теплица, опыленная ихними шмелями, дает урожая как три, а то и пять. Вот лишние и выкорчуют. От лимонов да роз все равно проку никакого, потому что рынок затоварен. Кремль-то, сами видите, не больно до нашей продукции охоч.

– Как, и розы вырубят? – хором выдохнули тепличницы.

– А на что они нужны? – взвился сторож, хотя было видно, что и ему жалко и лимонов, и роз. – На дороге стоять будете, с ведрами? Так никто вам не даст. Это раньше к 8-му Марта – все с мимозами, а у нас – тюльпаны передовикам производства! К Маю, к Дню Победы – гвоздику вынь да положь, а про ноябрьские и говорить нечего – каждый пионер с нашими цветочками на трибуне стоял, а теперь этого добра круглый год навалом.

– Но ведь привозные розы не пахнут совсем! – жалобно проговорила Люся.

– Голландские еще ничего, похожи на натуральные, – грустно вздохнула Зина, – а колумбийские – ну, чисто из папье-маше.

В этот миг я почувствовал, что по стволу дерева, на котором я сидел, прошла легкая дрожь. Цветок судорожно дернулся, норовя закрыться. Из соседней теплицы налетела волна страха, а следом донеслись мужские голоса. Все напряженно замерли, вслушиваясь в глухую речь.

– Не по-нашему, что ли, лопочут? – пожала плечами Зина. – Басурманы валят со всех сторон.

– Басурманам тоже есть охота, – вздохнула Нюра. – От хорошей жизни никто не поедет за три моря киселя хлебать.

– Говорю я вам, гагаузов наняли, из Молдавии они, – буркнул сторож.

– Так молдаване вроде крещеные и говорят по-нашему, а эти – ну чисто турки, – упорствовала Зина, буквально прижавшись лицом к стеклу теплицы.

– Ладно тебе, заладила: «чисто турки, чисто папье-маше». Твое дело следить, чтобы в теплице чисто было, а ты в политику лезешь. Не наше это дело. Пойду я, а то председатель зайдет, а я с вами лясы точу, сказавшись больным. Спиртом, что ли, растереться, а то и правда кости ломит, да и на душе муторно. – Кряхтя, старик поднялся с ящика и поплелся к двери, припадая сразу на обе ноги.

– Ой, мне тоже в спину вступило, и под лопаткой отдает, – с посеревшим лицом из-за деревьев вынырнула Зина.

Товарки усадили ее на ящик, с которого только что поднялся сторож, и затрещали:

– Ну что они там? Рубить пришли? А топоры с собой? А может, лопаты? Там половину выкопать можно и пересадить.

– С бензопилами они, – только и успела сказать Зина, как слова ее заглушил омерзительный вой пилы.

Голосов больше не было слышно, но я и так понял, что гагаузам вовсе не хочется выполнять эту гнусную работу. Более того, они совсем не благодарны нанявшим их людям. А в глубине души они их просто ненавидят.

Пила, взвизгнув, затихла, и густой бас, выругавшись, сказал:

– У них что, и бензина нет? Пила-то незаправленная.

Второй, молодой голос, ответил:

– А моя вроде в порядке. Сбегать за бензином?

– Ладно, сиди пока, – ответил бас. – Торопиться некуда. Нас поденно наняли, а тут работы на полтора часа.