Журнал Российский колокол - Российский колокол, 2015 № 7-8

Одуванчики отцветут,
тополиный встречая пух.
Ах, весна, ты в душе и тут.
Ах, душа, ты одно из двух:
или памяти дай остыть,
или снова любить.

Загляни в новых глаз печаль,
не кори себя за отчаянье,
пожалей и любовь встречай,
окаянных тайн таянье.
Летний дождь – молодая кровь,
земляничную приготовь.

Пусть до осени достоит вино,
боли тканое полотно
канет листьями золотистыми,
чувством светлым, неистовым,
и душистой настойкой
станет
сладкой и горькой.

И обрывалась памятная нить,
таинственно, но верно угасала.
Тень времени плыла в толпе вокзала.
Кто остановит? Не остановить!

Растаяло за радугой стекла
знакомое до боли очертанье.
Как позднее немое осознанье,
за каплей капля на ладонь стекла.

И облекалась в чёрную фату
пустыня сердца, мучимая жаждой.
Тень времени меня спасла однажды:
прощенье – сердцу,
прошлому – мечту.

Руки пахнут ладаном и воском.
Жертва Богу – сокрушённый дух.
Извилась моей свечи причёска,
отличимо от соседних двух.

Плавно, исковерканная ложью,
жизнь стекает кружевом вины,
по великой милости по Божьей
слёзы смертной памяти даны.

Предстоять и плакать, очищаясь,
избавляясь пагубных нажив.
И просить прощения, прощая.
И прощая, и прощая! – жить.

Вы думаете, надо? И пора?
И губы разлепить, и возвращаться,
и на чужое горе откликаться,
познав от милосердья и добра?

Вы чувствуете, как оно идёт,
нечеловечье, неземное время,
как звёздное рассеивает семя,
и красота всесильная растёт?

Вы знаете, как много у небес
на всех тепла, и света, и терпенья?
С небес на нас нисходит вдохновенье
и преломляет невесомость в вес!

Вод текущих разные дороги…
Только океан для них один.
Оглянись на жизнь свою
и вздрогни
и руками молча разведи.

Где бы ни был ты,
куда б ни мчался,
никогда не оборвётся нить.
Тот родник, что дал тебе начало,
будешь помнить.
Помнить и любить!

Пух тополей намокнет под дождём,
и станет чисто и свежо.
И горечь лип стечёт легко
к подземным водам, глубоко!
И, настежь растворив окно,
открою разом и балкон:
мой сад за тридевять земель,
на перепутье ста камней.
Двенадцать серых этажей
над лентами асфальтных змей —
склонились, спаяны в одно
неодолимое окно.
Но льёт с небес лучистый дождь,
извечный путник, жизни вождь.
Вода, вода! Издалека
приплыли тучи. И пока
пух тополей срывает дождь,
ты снова дышишь, снова ждёшь.

Зацепило.
Виа Долороза —
Скорбный Путь распятого Христа.
Замолкает, угасает проза,
первый шаг я делаю из ста…
К солнцу опрокинутое Небо —
Троицей единожды Один
в крестный путь по Виа Долороза
Православный шёл Христианин.

В отсутствии любви и смерти
я замерзаю, замерев в ночи.
А за окном, в пурпурной круговерти,
огромная звезда.
Её лучи
невидимо касаются и бьются,
царапая оконное стекло —
пустые слёзы капают на блюдце
и отдают ему своё тепло…
И всё же
одиночество – прекрасно!
Особенно, когда есть рядом ты,
моя звезда,
в отсвете тёмно-красном,
ведущая меня из темноты.

Ну и что!
Разве что-то изменит
ночь волнений, когда не усну?
Отрешённое лето не верит
в обнажённую страстью весну.
Лето носит зелёные шали,
замирая в полуденный зной.
В одиночку сумеем едва ли,
только вместе сумеем с тобой,
чтоб звенело, дышало, горело,
трепетало, светилось, звалось
из купели омытое тело…
Словно солнца горячая ось
прикоснулась,
у сердца осталась
откровением и тишиной.
Не усну!
Разве мне показалось
это странное лето – весной?

«А о любви прочтём или напишем», —
сказала я когда-то сгоряча.
И вот пишу, пишу не понаслышке:
любовь – воспламенённая свеча!
Она горит, пространство осветляя,
потрескивая, плавясь и шурша.
Горит во мне и жизнь мою меняет,
и удивленьем полнится душа.

Научи меня, Господи, жить!
Чтоб не так, как живу сейчас,
чтоб тебе каждый миг служить,
чтоб тобой каждый день венчать…
Мимо, мимо идти людей,
и не ведать значенья их,
и Тебя узнавать везде
(пусть и лют человек, и лих),
и по Образу Твоему
строить дом, и семью, и мир…
Неужели не быть тому?
Научи, прошу, не томи!
Ты велик и неведом мне —
укажи где путь, и пойду,
станет мизерное крупней,
и неверное – на виду.
Дай почувствовать раны Твои
через многие веки вех,
и принять Твоё Слово и…
Хватит ли Одного на всех?

Мы не ведали дедов,
не знали отцов,
мы себе их придумали,
и не жалелось:
отсечённые корни
отцов-беглецов,
бесфамильное тело.
Наши матери
тихо сходили с ума,
забывая своё назначенье,
повторяя как заповедь:
«Что нам тюрьма да сума,
деньги делают поколенье!»
Мы не ведали правды,
но сердцем глухим
обрели сокровенное зренье:
мы стоим,
перед Всеми Святыми стоим,
за Россию стоим —
на коленях!

Опускаясь в тоску и печаль
за весь род до седьмого колена,
просыпаясь и счастья, и плена,
устаёшь о себе понимать.

Устаёшь от своих «совершенств»,
от любви не такой, как хотелось,
и, слоняясь по дому без дела,
очень остро почувствуешь, где

жизни шар превратился в мираж:
год и месяц, число, даже время.
Было солнце – настало затменье,
только свет золотого пера…

Строки жили на фоне листка,
чередой откровений пронзали,
но осотом по слогу печали
прорастала мятежно тоска.

Опускаясь в тоску и печаль,
просыпаясь и счастья, и плена,
за весь род до седьмого колена
«…буди мне…» отвечать!

Благословляю тишину,
и утро накануне света,
и кофе только что согретый,
и ложку сахара – одну.

Едва дышать, не торопясь,
следить, как истечёт минута,
и время сдвинется как будто,
но только не вперёд, а вспять.