Журнал Российский колокол - Российский колокол, 2016 № 1-2

Рефлекса не было. Наверное, Аркадий прав, он ведь многоопытен, всего насмотрелся. Жесток мир млекопитающих.

– Не миновать тебе ведра… – вслух прошептал Михаил Денисович.

«Так. Ясно. Сосательного рефлекса нет, и это означает – смерть! Но щенок живой пока, потому что есть другое что-то. Что есть? Щенок родился, и он дышит. Так, значит, имеется рефлекс дыхательный, – размышлял Михаил Денисович, согревая в ладонях жалкое тельце, пытаясь сохранить угасающую искорку жизни. – Придавлю сейчас посильнее, и нет её – искорки». Михаил Денисович закрыл пальцем крохотные дырочки носика – щенок задёргался, пытаясь вдохнуть. Отпустил. Зажал. Отпустил. Снова зажал – «садюга». Дыхательный рефлекс работал исправно. Михаил Денисович отодрал и отодвинул в сторону копошащуюся кучку благополучных Лоркиных отпрысков, выбрал самый «вкусный», самый обильный сосок, поместил его в горячий сухой ротик щенка, и прикрыл носик. Дыхательный рефлекс сработал: щенок вдохнул в лёгкие вместо воздуха молоко. Всё его «тщедушество» затряс страшный кашель, полетели брызги, начались настоящие судороги.

– Нет, дорогой, нет, ты ещё не в ведре. Это молочко называется.

Это жизнь твоя, практически, называется, – пришептывал «спасатель».

Кашель утих. Щенок продолжал дышать, то есть дыхательный рефлекс продолжал работать. Однако сосать вновь вставленный сосок он не спешил – дышал себе носиком. Михаил Денисович повторил эксперимент. Однако теперь он не давал молоку попасть в щенячьи лёгкие: он играл на носике как на флейте, отпуская порцию воздуха только в последний момент. Запутывал эти самые рефлексы. Теперь вопрос стоял так: либо заработает сосательный, либо исчезнет дыхательный. Кто кого? Опять был кашель и судороги. Опять жизнь щенка болталась где-то рядом с тельцем, но недаром на Руси всё хорошее часто случается с третьего раза… Михаил Денисович не сразу даже и заметил, что сосок уже не нужно удерживать в щенячьем ротике, он уже не выталкивался, не извергался вместе с молоком, он уже занял положенное ему место, и первые неуверенные движения горлышка указывали на возможное поступление молока туда, куда положено – в желудочек!

– Ура! – во всю мочь заорал Михаил Денисович.

Лорка залаяла. Прибежала Танюшка. Ощущение чего-то чрезвычайно важного долго не проходило, в голове звучал мотивчик-припевчик:

Но на этом роды ещё не закончились. Довольно легко родилась шестая девочка, уже не пришлось ничего рвать или прокалывать, наболевшая Лоркина утроба сама всё там перемолола. Щенок вышел почти самостоятельно: тельце – отдельно, изодранная плацента – отдельно. Думали, всё, в похудевшем Лоркином животике ничего больше не прощупывалось. Танюшка уже убралась по чистовому. Но – поспешила… Около девяти часов вечера начались очередные схватки. Михаил Денисович обречённо завалился к двери на своё «родовое» место. Рядом – Лорка, как только легла, так и начала извергать из себя всё, что там осталось, и во всём этом – малюсенького, в три раза меньше первых бутузов, щеночка. Увы, крохотное создание не дышало…

– Пи-и-и… пи-и-и…

– Аркадий! Не дышит…

– Ну, Денисович, вы даёте, вы что, Господь Бог, что ли? Давайте не будем глупить. Здесь и без моего совета ясно – ведро. Успокойтесь уже…

Праздник прошёл… На душе стало пакостно… Как будто тебя – в ведро. Конечно, не Господь, но… тельце тёпленькое… подрагивает… Михаил Денисович бросил в сердцах трубку, разжал слабенькие челюстишки и там в горле увидел плотный тёмный сгусток, попытался вытянуть спичкой, но только глубже затолкал. Тогда он схватил кроху, принялся трясти, поднял на вытянутых руках под потолок и с размаха опустил до пола (будто дрова рубил), и снова, и снова… со всей силы. Раз полено! Два полено! И… о чудо!

Изо рта уже несколько минут бездыханного создания выкатился кругленький шарик… «Трупик» тут же зашелестел с бульканьем подсыхающими лёгкими. Лорка, активно помогавшая «реаниматору», крутясь под ногами и периодически взлаивая (она понимала всё, что происходит), завалилась на бок прямо в свою послеродовую кучу – в грязь. Михаил Денисович поднёс «лилипуточку» к соску, и понеслось… Слава Богу, с сосательным рефлексом всё было в порядке.

Итак, роды длились около 27 часов. Все щенки – два братца и пять сестричек – чувствовали себя прекрасно. Вымытые «роженики» – Лора, у которой открылся нечеловеческий аппетит, и Михаил Денисович, как собака уставший, – мирно задрыхли.

На следующее воскресное утро Михаил Денисович не смог сразу подняться на ноги: внутри всё горело, кололо, тянуло, ноги не слушались.

– У тебя типичные послеродовые боли, – послушав жалостливые причитания мужа, заключила Танюшка:

– Ну вот, хоть один попробовал!

Так что вслед за тем корейцем, заявившим кинологам: «Не факт», говорю вам, уважаемый Курт Евгеньевич: «Не факт. Вы были неправы, уважаемый, на той лекции по научному коммунизму. А вот и попробовал! А вот и родил!»

Уроженец Пензенской области, Рогожкин Владимир Иванович, окончил в 1978 году сельхозакадемию по специальности «инженер-механик».

В 1996 году в силу обстоятельств стал инвалидом первой группы. Жена помогла найти силы жить дальше. Любимый литературный жанр – рассказ.

Печатался в журналах: «Сура», «Наша жизнь», «Странник». Лауреат конкурса «СТИХиЯ Пегаса» в 2014 и 2015 годах (первое место в номинациях «Поэзия» и «Проза»).

…Из забытья вывел своеобразный ушат холодной воды, доставший через открытое окно машины. Огромные, в человеческий рост, колёса трактора «К-700», бешено вращаясь перед самым моим носом, уверенно взбивали весенние лужи в мельчайшие капли. Однако вода от этого ни теплее, ни чище не становилась.

Несмотря на непрекращающийся писк тракторного клаксона и шум мотора, я слышал крик тракториста, называющего меня мудаком и другими, ещё более убедительными словами. Чиркнув правым зеркалом по колесу трактора, ушёл влево, чуть не задев 308 встречный «газон». Взревев мотором, как раненый зверь, мой «москвичонок» рванулся вперёд сквозь дождь и ветер. И, как впоследствии оказалось, назад – сквозь время…

Проехав несколько километров, я почувствовал смертельную усталость, будто разгрузил в одиночку вагон леса. Будто не спал целую неделю. И правда, давно сплю урывками, по несколько часов. С полгода какая-то чертовщина в голове. Да и не только в голове. Вся жизнь наперекосяк.

Чем-то напоминает она вон ту, стоящую в стороне от дороги, церковь. Стены ещё крепкие, только кресты на куполах кому-то помешали да стёкла побиты. На первый взгляд всё терпимо. Бог его знает, сколько ещё простоит. А что там, за фасадом, всё тому же богу только и известно. В полукилометре пробегает мимо жизнь в виде оживлённой трассы. И никому, кажется, и дела-то нет ни до этой церкви, ни до расположенного рядом деревенского кладбища.