Евгений Водолазкин - Музей

Кабинет Кирова в Смольном. Киров и Драуле.

ДРАУЛЕ. Что-то не видно тебя последнее время. Уж не от меня ли прячешься?

КИРОВ. Что ты, Мильда! Зачем мне от тебя прятаться?

ДРАУЛЕ. Вот и я думаю – зачем? Обними меня, Киров. Хочешь, разденемся? Тут у тебя столы, папки, чернильницы, а мы – раздетые. Бодрит?

КИРОВ. Не очень.

ДРАУЛЕ. Да что же ты скучный такой! Ты – за новый быт? Мы с тобой такой быт заведем – закачаешься! Слушай, Киров, а мне твоя квартира нравится.

КИРОВ. Мне тоже.

ДРАУЛЕ. Удобная квартира, только мещанская немножко. Мы все эти рога оленя к чертовой матери выкинем… И шкуру медведя заодно – чувствуешь себя как в зоопарке.

КИРОВ. Мне эту шкуру полярники подарили.

ДРАУЛЕ. Да ты сам сегодня, как полярник.

КИРОВ. Не выдумывай.

ДРАУЛЕ. Точно. Отмороженный какой-то. Ну, хочешь, только я разденусь, а ты меня на руках по Смольному понесешь? Сам – одетый.

КИРОВ. Ни в коем случае.

ДРАУЛЕ. Почему?

КИРОВ. Да нехорошо чувства напоказ выставлять, понимаешь? И вообще…

ДРАУЛЕ. Что – вообще? Ну, договаривай!

КИРОВ. Надо нам… Расстаться. Нехорошо все это.

ДРАУЛЕ. «Все это»! Ишь, праведный какой! Я, что ли, «все это» придумала! Целый год ко мне в Луге приставал, каждое воскресенье ездил! Делал себе там преспокойно «все это» и – ничего, особенно не терзался. Только я тебя теперь так просто не отпущу, ты имей это в виду.

КИРОВ ( саркастически ). Вот как! И что же ты, интересно, сделаешь?

ДРАУЛЕ. Зря ты хвост распускаешь, ох, зря. Ты даже не представляешь, на что способна такая женщина, как я. Не знаю еще, что я сделаю, только живым ты от меня не уйдешь.

КИРОВ. Не бросайся такими словами, Мильда, можешь пожалеть!

ДРАУЛЕ. Я тебе, Киров, четко повторяю: от меня ты уйдешь только мертвым. А лучше не уходи. Разводись по-доброму со своей шизофреничкой и женись на мне. Развестись – это не так уж сложно. Тем более, что ты на ней даже не женат.

ГОЛОС С.-Т. Очень даже просто – разводиться. Я тут с товарищем с Камчатки в момент развелась. Мне как сказали, что он – шпион, так я и не поверила вначале. А потом поверила, развелась и послала ему письмо с проклятием.

КИРОВ. Не могу я разводиться, мы с Машей тридцать лет прожили.

ДРАУЛЕ. Ты с ней больше жить не будешь. И вообще жить не будешь.

КИРОВ. Замолчи!

ДРАУЛЕ. Ты больше не будешь жить.

КИРОВ. Смотри, Мильда, теперь я не гарантирую тебе безопасности.

ДРАУЛЕ. Меня никогда не интересовала безопасность. Я ненавижу безопасность. Только что ты мне можешь сделать – ты, Костриков? Когда я узнала твою настоящую фамилию, мне стало смешно. Честное слово, смешно.

КИРОВ. Ты – ведьма. Злобная рыжая ведьма!

ДРАУЛЕ. А ты – Костриков. Недомерок и ничтожество, вроде моего мужа. Вы у меня оба сдохнете. Это я вам обещаю!

Квартира Николаева. Николаев в горестной позе за столом. Услышав шаги, оборачивается. Входит Драуле.

НИКОЛАЕВ. Явилась. Откуда же, интересно?

ДРАУЛЕ. От товарища Кирова Сергея Мироновича.

НИКОЛАЕВ. Мразь! Чем вы там занимались?

ДРАУЛЕ. Мне даже совестно как-то описывать. Ну, если уж ты так хочешь…

НИКОЛАЕВ. Хочу!

ДРАУЛЕ. В самом деле? Ну, тогда слушай. Пришла я сегодня как ни в чем не бывало в Смольный и обнаружила в товарище Кирове какое-то повышенное ко мне внимание.

НИКОЛАЕВ. В чем это выразилось?

ДРАУЛЕ. Да так, сначала ничего особенного. Спросил, не жарко ли мне в моей блузке.

НИКОЛАЕВ. Так.

ДРАУЛЕ. Я сказала, что жарко.

НИКОЛАЕВ. Мильда!

ДРАУЛЕ. Тогда товарищ Киров нежно меня коснулся и снял с меня блузку.

НИКОЛАЕВ. И что же, тебе это не показалось подозрительным?

ДРАУЛЕ. Ничего плохого не подумала, представляешь? Считала это простой товарищеской опекой. Обычной мерой против перегрева. У нас в Смольном знаешь как топят? И только, оказавшись в чем мать родила, я поняла, Николаев, его замысел!

НИКОЛАЕВ. В чем мать родила?! А юбка?

ДРАУЛЕ. Забыла тебе сказать: юбку он снял еще раньше. Понятно, что как совслужащая я почувствовала себя без юбки крайне неуютно. Ну, представь: войдет кто-то из товарищей, та же товарищ Суомалайнен-Тюнккюнен, а я – без юбки. Очень красиво! А товарищ Киров к тому же – без штанов. Правда, в пиджаке и при ордене. Вот мужики, а? Без ордена – никуда! Всю меня этим орденом исколол.

НИКОЛАЕВ ( хриплым голосом ). Дальше.

ДРАУЛЕ. Да брось ты, Николаев, зачем тебе?

НИКОЛАЕВ. Что дальше было?

ДРАУЛЕ. Ну, обстановка, сам понимаешь, неординарная. Огромный стол, чернильница с крейсером «Аврора». Одна радость – мягкие бумаги, хорошо, что Сергей Миронович имеет такую обширную переписку. Вся страна ему пишет!

НИКОЛАЕВ. Мразь, мразь, мразь!!!

ДРАУЛЕ. Ах, Николаев, Николаев, как же мне было хорошо! С тобой никогда так не было. Как он владеет своим телом, как он умеет быть нежным! Ради меня он может раздеться в своем кабинете, он может взять меня голую на руки и нести, нести по Смольному… Это настоящий мужчина. Он знает каждую мою струну! Он умеет доставлять удовольствие, Николаев!

НИКОЛАЕВ. Я убью его, слышишь?! Он будет лежать в холодном морге, и никакая на свете сила не позволит ему пошевелить хотя бы пальцем! А тамошний мясник будет вытаскивать из него его гнусные потроха!

ДРАУЛЕ. А знаешь, если бы ты убил Кирова, я бы тебя даже уважать стала. Любить бы не стала, а уважать – да. Это поступок. Такого человека можно считать мужчиной. Только кишка у тебя тонка Кирова убить.

НИКОЛАЕВ. Мильда!!! Ты еще пожалеешь о том, что сказала! Теперь я его точно укокошу! ( Многократно стреляет в портрет Кирова на мишени. )

Входят Зарубаев с Сисяевой.

ЗАРУБАЕВ. Крики, дым, стрельба… А у меня голова с утра болит. Ну, разве так можно, товарищи?

НИКОЛАЕВ. Как это вы сюда, интересно, попали? И вообще, кто вы такие, чтобы мне в моем доме замечания делать?

СИСЯЕВА. Мы вам, товарищ, звонили-звонили, но вы так, извините меня, расстрелялись, что ничего не слышали.

ЗАРУБАЕВ. Нельзя так громко стрелять.

СИСЯЕВА. Вы, значит, тут себе стреляете, а двери не закрыли. Вот мы и вошли.

ЗАРУБАЕВ. Двери, между прочим, закрывать надо.

СИСЯЕВА. И что это за мода такая – стрелять? Начитались, пардон, беллетристики и нарушаете социалистическую законность.

НИКОЛАЕВ. А я и вас сейчас к чертовой матери постреляю!

ЗАРУБАЕВ. Не надо стрелять. От этого голова болит. И вообще, товарищ, говорите тише.

ДРАУЛЕ. Откуда вы?

СИСЯЕВА. Из Музея Сергея Мироновича Кирова.

ДРАУЛЕ. Вот как? Не слыхала что-то о таком музее. И где же он помещается?

ЗАРУБАЕВ. Помещение наше покамест занято, но освобождения ждем со дня на день. Не можем же мы к живым людям в квартиру въезжать, правильно?

НИКОЛАЕВ. Это кто же музеи таких гадов создает?