Иван Радоев - «Красное и коричневое» и другие пьесы

Ч т е ц в к р а с н о м. Согласно сообщениям печати общее число политических заключенных в Германии к началу июля тысяча девятьсот тридцать третьего года составляло шестьдесят — семьдесят тысяч. Из них тридцать пять — сорок тысяч мужчин и женщин брошены в концентрационные лагеря. К концу октября эта цифра возросла до ста семидесяти тысяч. Никаких законов, определяющих сроки содержания заключенных в концентрационных лагерях, не существует. Комендант концентрационного лагеря в Бадене Хойберг на вопрос корреспондента датской газеты «Политикен» «Как долго вы будете держать здесь заключенных?» ответил: «До тех пор, пока фюрер не смилуется над ними».

Затемнение. Свет в зале.

В тюрьме гестапо Берлина. Здание бывшей прусской Академии художеств. Распределение помещений такое же, как в первой части.

Просцениум. Ч т е ц в к р а с н о м, Ч т е ц в к о р и ч н е в о м.

Ч т е ц в к о р и ч н е в о м. «Начальник печати национал-социалистской фракции в рейхстаге обнаружил над комнатой депутата от коммунистической партии Торглера вынутое стекло в стеклянной крыше, а затем — большую лестницу, которая находилась под окном комнаты коммунистического деятеля. Следовательно, по этой лестнице поджигатели спустились после преступления или поднялись до его совершения…» «Фёлькишер беобахтер» от третьего марта тысяча девятьсот тридцать третьего года…

Ч т е ц в к р а с н о м. Первого марта прусская служба информации сообщила, что «в результате официального расследования, проведенного по делу о поджоге рейхстага, установлено, что переноской горючих веществ в здание должны были заниматься минимум семь человек. Подготовить поджог и поджечь это огромное здание могли не менее десяти человек. Нет сомнения в том, что только люди, в течение многих лет неоднократно бывавшие в рейхстаге, могли так хорошо знать все детали его плана».

Далее: «По сообщениям печати министр Геринг, являющийся председателем рейхстага, имперским министром и имперским комиссаром в прусском министерстве иностранных дел, первым упомянул о возможности использования подземного хода для проникновения в здание рейхстага.

Этот ход, в котором помещаются трубы отопительной системы, достаточно велик, и по нему можно пройти как в здание рейхстага, так и в личную резиденцию председателя рейхстага Геринга, кроме того, в котельную, где, естественно, помещаются котлы отопительной системы. В котельной обычно находятся рабочие, и если бы преступники пытались пройти через котельную, то их, вероятно, заметили бы. Если же преступники воспользовались ходом, ведущим из дома председателя рейхстага Геринга, то вполне возможно, что люди, находившиеся в котельной, их не заметили. Предположение, что поджигатели проникли в подземный ход через дом председателя, кажется вероятным». Из «Доклада международной следственной комиссии по делу о поджоге рейхстага».

Свет загорается в центральном помещении. Сейчас это кабинет начальника гестапо министерского советника Дильса. Г е л е р сидит в кресле, нервничает. Входит Д и л ь с. Гелер встает и вскидывает в фашистском приветствии руку. Не ответив на приветствие, Дильс садится за письменный стол.

Д и л ь с. Садитесь, Гелер. И перестаньте хмуриться. Хуже того, что произошло, ничего не случится. В конце концов, это вопрос способностей — с одной стороны, то есть с вашей, и излишнего доверия — с другой стороны, то есть с нашей.

Г е л е р. Господин министерский советник, я очень устал.

Д и л ь с. Знаю, Гелер, знаю. Вы устали… У вас постоянные головные боли, вам нужно отдохнуть, полечиться… Все это мне известно. Но вы не ребенок и понимаете значение случившегося.

Г е л е р. Я был абсолютно уверен, господин министерский советник.

Д и л ь с. В ком?

Г е л е р. В шофере.

Д и л ь с. И мы были абсолютно уверены в вас. А господин Геринг был абсолютно уверен во мне. Выходит, что никто ни в ком не может быть уверен. А мы делаем национальную революцию. Вам это известно?

Г е л е р. Известно.

Д и л ь с. Нет, неизвестно. Иначе вы знали бы, что после такой истории идут на виселицу. Или бесследно исчезают. Это вам известно?

Г е л е р. Известно.

Д и л ь с. Нет. И это вам неизвестно. Я только что от премьер-министра Геринга. Он в ярости. Вы очень многим мне обязаны, Гелер.

Г е л е р. Благодарю вас, господин министерский советник.

Д и л ь с. Этого слишком мало. Скажите, у фрейлейн Рихтгофен есть какие-нибудь подозрения?

Г е л е р. Абсолютно никаких.

Д и л ь с. Вы в этом уверены?

Г е л е р. Да, господин министерский советник.

Д и л ь с. Сомневаюсь, Гелер.

Г е л е р. Ручаюсь жизнью.

Д и л ь с. Хорошо. Запомните это, Гелер. (Звонит.)

Входит п о л и ц е й с к и й с о ш р а м о м.

Приведите Траубе.

Полицейский уходит. Входит П е т е р Т р а у б е в разорванной рубашке штурмовика. Видно, что его били.

Д и л ь с. Траубе! Последний раз вас спрашиваю, почему вы не выполнили приказ?

Т р а у б е. Я уже говорил. В том месте, где я должен был пустить машину в пропасть, нам встретилась колонна военных машин. Было невозможно…

Д и л ь с. А почему вы не подождали, пока она пройдет?

Т р а у б е. Дорога была скользкая, и я не был уверен, что машина после остановки сможет набрать нужную скорость…

Д и л ь с. Других причин не было?

Т р а у б е. Не было.

Г е л е р. Как отнеслась к этому фрейлейн Рихтгофен?

Т р а у б е. Она ничего не поняла.

Д и л ь с. Вы уверены?

Т р а у б е. Да.

Д и л ь с. И этот уверен. А вы знаете, что ждет вас?

Т р а у б е. Знаю.

Д и л ь с. И ни о чем не жалеете?

Т р а у б е. Не жалею.

Д и л ь с. Что вы сказали? Повторите, Траубе.

Т р а у б е. Я сказал, что не жалею.

Д и л ь с. Вы слышите, господин Гелер? Ваш человек не жалеет. Но хоть мать свою вы жалеете?

Т р а у б е. У меня нет матери.

Д и л ь с. Тогда мы похороним вас за счет государства. Торжественно, с барабанным боем…

Т р а у б е. Мне безразлично.

Д и л ь с. Повторите, Траубе!

Т р а у б е. Я сказал: мне безразлично.

Д и л ь с. Мне тоже.

Т р а у б е. Если можно, дайте воды…

Д и л ь с. Кого вы просите?

Т р а у б е. Господина Гелера.

Д и л ь с. Господин Гелер, дайте ему воды!

Гелер подходит к Траубе и бьет его по лицу.

Т р а у б е. Это во имя великой Германии?

Г е л е р (бьет его в живот) . А это, чтоб ты замолчал.

Д и л ь с. Зачем? Пусть немного поговорит. Замолчать его заставят другие. Говорите, Траубе.

Траубе молчит.

Говорите!

Т р а у б е. Вы — мертвецы. Мне нечего вам сказать. Советую поскорее покончить со мной, потому что если я отсюда выйду, то молчать не буду.

Д и л ь с. Мы так и сделаем! (Звонит.)

Входит п о л и ц е й с к и й с о ш р а м о м.