Иван Радоев - «Красное и коричневое» и другие пьесы

А с п а р у х. Вот она!

Т р а к т о р о в. Не вижу…

А с п а р у х. Держи!

Чирканье спички.

Не тем концом чиркаешь!

Т р а к т о р о в. У нее головки нету.

К ы н ч о. Другую возьми.

Т р а к т о р о в. И у другой нету… (Снова чиркает.) И эта такая же… Эта тоже!

А с п а р у х. Дай сюда коробок!

Т р а к т о р о в. Там больше спичек нету.

А н о м а л и я. Господи, я сойду с ума!

Т р а к т о р о в. Нашел! Все в порядке!

Свет зажигается. Все молча переглядываются.

А н о м а л и я. Где же господин Топузов?

Й о т а (показывает жестами, что Топузов исчез) .

Т р а к т о р о в. Чудеса…

Старики в ужасе расходятся, ощупывая пространство перед собой руками.

Г е н а. У-у, мать вашу за ногу! А вдруг это не он, а в него вселилась душа того Топузова…

Ш и ш м а н. Чушь какая!

А н о м а л и я. Тсс!

Г е н а. Что ты все «тсыкаешь»?

А с п а р у х. Говорят, переселение душ есть.

Ш и ш м а н. Чепуха!

В е л и ч к а. Ты же сам сказал, что он… того…

Ш и ш м а н. Ну и что?

А н о м а л и я. А он не…

Т р а к т о р о в. Смерти нет! Душа человека переселяется в кого-то другого…

К ы н ч о. О!

Г е н а. Кынчо, ну пожалуйста!..

К ы н ч о. О!

А н о м а л и я. Господа, не надо!

А с п а р у х. Переселение душ есть.

Ш и ш м а н. В таком случае где же мой брат?

Й о т а (объясняет знаками, что никакого переселения душ нет) .

А н о м а л и я. Йота говорит, что никакого переселения душ нет.

А с п а р у х. Тогда объясните мне такой реализм: сколько раз — и не во сне, а наяву — сижу я, Шишман, в нашей с тобой комнате и чувствую, что вовсе я не в нашей с тобой комнате…

Т р а к т о р о в. Материалистами стали, не верим в указания…

А н о м а л и я. Тсс!

Ш и ш м а н. Рассказывай, Аспарух, рассказывай!

А с п а р у х. Так вот, значит, не сплю, сижу в комнате, а чувствую, что вовсе я не в комнате, а за рулем автофургона — знаете, которые на международных перевозках? Везу свиные окорока, вокруг — одни львы и дикари. Торможу, начинаю бриться электробритвой. Потом отрезаю кус сала, кидаю львам. А они не едят. Брать берут, но отдают дикарям. Те закапывают свинину в землю, я и добриться не успел, гляжу — дерево выросло, сплошь свиными окороками увешано. Подхожу к нему, а дикарь мне кукиш под нос сует, в точности как наш брат болгарин. Ну, львы, дикари, дерево, кукиш — этому я не удивляюсь, одного взять в толк не могу — с чего это я каждые пять минут бреюсь? Наверно, вселилась в меня душа какого-нибудь немца. Это я рассуждаю так, пока передо мной видения, а как приду в нормальное состояние, оглядываю комнату и думаю: с какой это стати попал я вдруг на международные перевозки? Не иначе как работал я на них бог весть сколько тысяч лет назад, еще когда на земле жили одни дикари. Больше эти международные перевозки ничем не объяснишь.

Ш и ш м а н. Международные перевозки всего лет двадцать как появились. Не мог ты на них работать тыщу лет назад. От нервов у тебя это. Больно нервный народ стал!

А с п а р у х. Нервы у меня есть, спорить не буду. Вот у тебя их, Шишман, нету. Поэтому ты и не замечаешь того, что реализм считает нереальным.

Ш и ш м а н. Реализм-то есть, а переселения душ нету.

Г е н а. Да почему же нет, мать вашу за ногу!

К ы н ч о.

Т о п у з о в (появляется в дверях) .

К ы н ч о.

Т о п у з о в.

К ы н ч о.

Т о п у з о в.

К ы н ч о.

Т о п у з о в.

К ы н ч о.

Т о п у з о в.

К ы н ч о.

Т о п у з о в.

(Уходит в свою комнату.)

К ы н ч о. Видели?

Ш и ш м а н. Ты про что?

К ы н ч о. Явился.

Т р а к т о р о в. Кто?

К ы н ч о. Призрак.

А н о м а л и я. Никто сейчас сюда не являлся.

Й о т а (тоже объясняет, что никто не являлся) .

Т р а к т о р о в. Завязал бы, Кынчо… Пьянка никого еще до добра не доводила.

К ы н ч о. Неужели вы его не видели?

Т р а к т о р о в. Да не было тут никого, кроме своих.

Г е н а. Будь я проклята, мать вашу за ногу, если переселения душ нету!..

Скрип двери. Входит Т о п у з о в.

Т о п у з о в. Никакого переселения душ не существует. Существует смерть, одинаковая для всех и разная для каждого в отдельности. (Подходит к Величке.) У вас пуговички не хватает. Я сразу обратил внимание, как вошел. (Протягивает ей пуговицу.) Вот, пришейте. Я совершенно бескорыстно.

В е л и ч к а (взглянув на пуговицу) . Она самая!

Т о п у з о в. Потрясающая тишина! Я будто заново родился. Все бури и штормы позади, товарищ Топузов! Наконец-то и ты сможешь отдохнуть. (К Кынчо.) Очень рад, что мы с вами в одной комнате. Покойной ночи!

Топузов возвращается к себе. Старики стоят, точно загипнотизированные. Кынчо не решается последовать за своим новым соседом. Старики пожимают плечами.

Г е н а. Не к добру мы с тобой, Кынчо, сотворили эту штуку со скелетом. Прими таблеточку элениума. (Дает ему таблетку.)

А н о м а л и я. И две седуксена.

Т р а к т о р о в. И валерьяночки!

А с п а р у х (протягивая Кынчо бутылку) . Хлебни-ка лучше водочки… И не раскисай!

Г е н а. Покойной ночи, Кынчо!

Все тихонько расходятся по комнатам. Кынчо глотает таблетки, осушает одним духом бутылку, идет к себе, но тут же возвращается. Слышны негромкие, отдаленные звуки барабана. Кынчо прижимается к стене.

Барабан звучит все более четко. Это ритмы Африки. Вместе с ними в комнату врывается А л о и с. Все быстрее удары барабана, все более бурным становится танец. Обнаженная Алоис танцует перед оцепеневшим Кынчо. Мало-помалу африканский ритм сменяется болгарским народным танцем хоро́. И медленно, тяжело и жутко вливается в комнату призрачная вереница танцующих хоро́ стариков и старух в ночных одеяниях. Впереди — Топузов. Кынчо выбегает на середину комнаты. Цепочка белых призраков смыкается в круг. Потом размыкается. Кынчо распростерт на полу. Белые призраки выстраиваются над ним, подобно хору в античной трагедии.

Т о п у з о в. Помни: человек сам запутывается в ту сеть, что плетет, и запутывает вместе с собой других!

Хор повторяет его слова. Топузов вместе с хором удаляется.

Кынчо приподымается, протирает глаза.