Борис Рабкин - Самая длинная ночь

Е л е н а. За что вы его, Платон?

П е т р о в. Он предатель. (Виктору.) Найди комиссара. Быстро. Я буду здесь.

Виктор убегает.

Е л е н а. Шукин — предатель?!

П е т р о в. Не виноват — отпустим.

Е л е н а. Ты понимаешь, что делаешь?!

П е т р о в. Понимаю. Мой долг сохранить отряд. Иначе нельзя. Думаешь, мне все это приятно? Долг. Что поделаешь?

Е л е н а. Какой долг? Выпусти его сейчас же! (Пытается отстранить Петрова и открыть дверь.)

П е т р о в. Отойдите от двери, Лена!

Е л е н а (пытается его отстранить) . Опомнитесь, Платон!

П е т р о в (резко) . Прошу отойти от двери! (Расстегивает кобуру.)

Е л е н а. Это вы мне? Мне? (Убегает.)

Во дворе.

В и л л и (Марии) . Это тот человек, который выстрелил, когда хотели устроить самосуд?

М а р и я. Да.

В и л л и. Зачем он здесь?

М а р и я. Не знаю…

А в г у с т (указывая на Шукина) . Борец за всеобщую справедливость и братство! Светлая надежда человечества!

В и л л и. Напрасно напрягаешь голосовые связки. Он все равно ни слова не понимает.

А в г у с т. Пусть бы нас расстреляли фашисты! Это нормально. Но русские не смеют!

В и л л и. Тебе, кажется, изменило чувство юмора, мой мальчик!

А в г у с т. Я размышляю. Они же дали нам полчаса на размышления.

В и л л и. Если тебе так приспичило размышлять, поразмышляй лучше о том, как нам выбраться отсюда.

А в г у с т. Выберемся мы или нет, получит Москва сведения или не получит — песенка Гитлера все равно спета. Днем раньше, днем позже, но спета! А что будет потом?

В и л л и. Потом будет мир.

А в г у с т. Какой мир? Вот в чем вопрос? Какой?

М а р и я. Перестань, Август, лучше поиграй на губной гармошке.

А в г у с т. Ты не понимаешь. Это очень важно. Принципиальный вопрос! Я мог бы, как другие, вступить в наци, жиреть, совершать подлости! Не хочу быть убийцей и подлецом! Я пришел к русским потому, что верил: они спасут мир от жестокости и отупения! А они, даже не дав себе труда разобраться, только потому, что мы немцы и на нас эти проклятые мундиры…

В и л л и. Нам не на кого жаловаться: идет война, и это мы, немцы, научили их быть безжалостными и недоверчивыми.

А в г у с т. Ага! Ты сам произнес эти слова: безжалостными и недоверчивыми! Они тоже безжалостны и недоверчивы! За что тогда мы воюем? И не все ли равно, кто победит?

М а р и я (Вилли, указывая глазами на Шукина) . Мне кажется, этот человек понимает, о чем мы говорим.

В и л л и. Тем лучше. Может быть, его подсадили к нам нарочно.

Шукин достал кисет. Вилли и Август жадными глазами следят за тем, как он закуривает. Шукин перехватил их взгляды, бросил кисет Вилли. Тот набил трубку, передал кисет Августу. Август свернул папиросу, бросил кисет обратно. Все трое молча курят. Вилли тихонько напевает мотив, который раньше играл на губной гармошке Август.

Ш у к и н (подошел к Вилли, ткнул пальцем ему в грудь) . Маутхаузен?

В и л л и (встал, пристально смотрит на Шукина) . Маутхаузен…

Ш у к и н (произносит текст песни, которую напевал Вилли) .

(Ткнул себя в грудь.) Маутхаузен.

В и л л и (подает руку) . Камрад!

Ш у к и н. Камрад!

М а р и я. Вы знаете немецкий язык?

Ш у к и н. Понимать почти все понимаю, а вот говорить не могу.

В и л л и (Шукину, по-немецки) . Бежал? Когда?

Ш у к и н. Когда бежал? В этом году, значит. В январе. А ты?

М а р и я (Вилли) . Он бежал в январе. Спрашивает, когда бежал ты. (Шукину.) Вилли отсидел по разным лагерям и тюрьмам почти семь лет. А бежать ему удалось в сорок втором. Осенью.

Ш у к и н. Я, я. Знаю. Сорок человек их тогда ушло. Потом, почитай, всех переловили и расстреляли на лагерном плацу. Для острастки, значит. А он, выходит, дошел до своей точки? (Хлопает Вилли по плечу.) Камрад!

В и л л и (хлопает Шукина) . Камрад!

Ш у к и н. Выходит дело, вы и вправду наши немцы?

М а р и я. Мы работали в фашистском тылу. У нас очень важные сведения. Они должны быть срочно доставлены в Москву.

Ш у к и н. Понятно. (Идет к двери, стучит.) Кто там есть? Открой!

П е т р о в. Отойдите от двери!

Ш у к и н. Открой, Петров!

П е т р о в. Кончай буянить, Шукин! Что тебе нужно?

Ш у к и н. Дело важное. Знаю я этих немцев. С одним в лагере сидел. Ошибка у вас. Это наши немцы.

П е т р о в. Ясное дело — ваши. Только сам-то ты чей, Шукин?

Ш у к и н. Позови комиссара! (Стучит.) Комиссара позови!

П е т р о в. Комиссар дал согласие на ваш арест. Как изменника Родины!

Ш у к и н. Изменника?! (Стучит.) Открой! Открой!

П е т р о в. Отойдите от двери. Предупреждаю: буду вынужден стрелять.

Ш у к и н. Стреляй, сволочь! (Изо всех сил колотит в дверь.)

П е т р о в. Ну, постучи, постучи. Дверь крепкая.

Ш у к и н (колотит в дверь так, что трясется вся стена. В последний раз злобно пнул ногой дверь, устало опустился на ступени) . Дурак! (Вынул кисет, закуривает.)

М а р и я. Вы, кажется, не в лучшем положении, чем мы?

Ш у к и н. Такое дело… Мое положение роли не играет. Для вас какой может быть выход?

М а р и я. Теперь, кажется, не осталось никакого. Подтвердить, кто мы, может только Москва. Но для этого нужна рация.

Ш у к и н. Будет рация.

М а р и я. Откуда?

Ш у к и н. А уж это моя забота, дорогой немецкий товарищ.

В и л л и (Марии) . О чем вы?

М а р и я. Он обещает достать рацию.

В и л л и. Рацию? Где?

Ш у к и н. Теперь я один за вас в ответе. Такое дело, камрад. (Не спеша гасит окурок о сапог, встает, быстро и ловко вскарабкивается по бревнам, исчезает на чердаке. Через несколько мгновений появляется вновь.) Одному не управиться. Кто подсобит?

М а р и я. Он просит помочь.

В и л л и. Рискнем. Другого выхода все равно нет. (Лезет наверх.)

Шукин и Вилли скрываются на чердаке.

М а р и я. Который час?

А в г у с т. Без десяти три.

М а р и я. Через пять минут наше время связи.

Горница. Раздвигаются прогнившие доски потолка, на пол бесшумно спрыгивает Ш у к и н. Он берет со стола рацию, передает оставшемуся наверху Вилли. Вилли с рацией скрывается. Шукин тоже лезет наверх. Скрипнула потревоженная доска. Привлеченный скрипом, в горницу из сеней входит П е т р о в. Шукина не замечает. Видит, что исчезла рация. Беспокойно оглядывается по сторонам, бежит к двери. Шукин спрыгивает на пол, преграждает дорогу.

П е т р о в (отступая, вынимает пистолет) . Ты как?.. Ты откуда?..

Ш у к и н (указывая на пролом в потолке) . Оттуда.

П е т р о в. Где рация?

Ш у к и н. Где ей положено. Засунь пистолет, поговорим как люди.

П е т р о в. Немцам рацию отдал?! Отойди от двери!

Ш у к и н. Не надейся. Несуразица вышла: наши это немцы.