Лев Шейнин - Пьесы

М и т ч е л. Дикарей?.. Вы не только подлец, но и чванливый дурак!.. Эти дикари лучше нас с вами знают Лондона и Твена, Бальзака и Золя, Ремарка и Гёте… Напишите об этом вместо одеял… Боитесь?

К е й. Я не боюсь, но наши газеты этого не напечатают.

М и т ч е л. Но вы же представитель свободного мира, свободной прессы, вы проповедуете свободу совести…

Г а р в у д. Одну минуту, Митчел. Для объективности я должен за него вступиться. Ведь еще Марк Твен написал: «Мы обладаем в нашей стране неоценимыми благами… мы имеем свободу слова, свободу совести, и настолько умны, что никогда не пользуемся ни той, ни другой…» Кончен разговор!.. Мне надо дать ему интервью, тезка…

М и т ч е л махнул рукой, уходит. За ним уходит М о р х а у з. Кей злобно глядит ему вслед.

К делу. Если говорить прямо, мне не доставляет удовольствия ваше общество. Мой внук прав. Вопросы?

К е й. Генеральный контракт подписан?

Г а р в у д. Да.

К е й. Срок действия контракта?

Г а р в у д. Пять лет.

К е й. Выгоден ли он для вас?

Г а р в у д. Вопрос оскорбителен: я не заключаю невыгодных контрактов.

К е й. А для Советского Союза?

Г а р в у д. Вопрос оскорбительный для министра торговли. Как известно, он тоже не заключает невыгодных контрактов.

К е й. Что произвело на вас наибольшее впечатление от переговоров с министром внешней торговли?

Г а р в у д. Мы торговались до хрипоты. Когда я начал уступать, то спросил министра: «Почему я иду на уступки охотнее вас?» Он ответил: «Мистер Гарвуд, вы забываете, что мы в неравном положении. Вы распоряжаетесь собственными деньгами, а я народными». Я обрадовался и пошел на следующую уступку.

К е й. Чему вы обрадовались?

Г а р в у д. Мне понравилось, что советский министр все-таки признал меня хозяином моих денег.

Студенческое общежитие. Май 1945 года.

Проходит г р у п п а д е в у ш е к, среди них — М а й к а, В е р а и Т а н я.

Д е в у ш к и (поют «Лирическую») .

Входят А ш о т и Х у с а и н.

Ашот отзывает Майку, а Хусаин Веру. Остальные д е в у ш к и уходят с песней.

В е р а. Ну…

Х у с а и н. Вера…

В е р а. Ну…

Х у с а и н. Вера, мен се ну сеем [2] Я люблю тебя (казахск.) . . Вера, я люблю тебя, понимаешь, люблю. (Целует ее.)

В е р а (убегая) . Только один раз, больше я не разрешаю.

Х у с а и н. Слушаюсь, я дисциплинированный.

Расходятся.

А ш о т. Майя, ну, поцелуй на прощание. Я своими чувствами играть не позволю!.. Если любишь — целуй, а не целуешь — значит, не любишь.

М а й к а. Логично! (Целует его в щеку.)

Расходятся. Вера и Майка проходят в комнату-общежитие. Вера начинает гладить белье, Майка ложится на кровать.

В е р а (поет) .

«Вера», — сказал он.

М а й к а. Кто?

В е р а. Хусаин. «Вера, я тебя люблю, понимаешь, люблю!» А сам покраснел, глаза блестят. Ух, какой горячий!

М а й к а. Утюг или Хусаин!

В е р а. Оставь, пожалуйста, свои шуточки. Я тебе рассказываю о событиях жизненного значения, а ты изощряешься в остроумии!..

М а й к а. Целовались?

В е р а. Только один раз!.. Больше я не позволила.

М а й к а. Уважаю.

В е р а. А ты с Ашотиком себя тоже так держишь?

М а й к а. Откровенно? С Ашотом не очень продержишься. Настырный, ужас!.. И потом невероятно хитер. «Если любишь, говорит, — целуй! А если не хочешь целовать — значит, не любишь…».

В е р а (с живым интересом) . А ты что?

М а й к а. Не могу же я врать… Тем более что это весьма логично.

В е р а (со вздохом) . Точно. А вот Хусаин, понимаешь, всем хорош, но какой-то… нелогичный…

М а й к а. Опять ты со своим «точно»… «понимаешь»… Таня абсолютно права — не надо забывать, что мы переходим на второй курс, надо следить за своим языком.

В е р а. Таня умница. Она с Алексеем чуть ли не в одном классе училась. А когда он ушел добровольцем на фронт, Таня добилась, чтоб ее приняли на курсы медсестер, а по окончании направили в Действующую армию… После ранения Алексей написал Тане, что она может считать себя свободной…

М а й к а (с удивлением) . Откуда ты все это знаешь?

В е р а. Таня сама мне все рассказала, только слово взяла, что останется между нами.

М а й к а. То-то ты и разболтала…

В е р а. Так я же только тебе!.. Получив это письмо, Таня добилась приема у командующего фронтом, перевелась в госпиталь, где лежал Алексей. Он был в тяжелом состоянии. Три месяца дни и ночи Таня не отходила от него, и, когда он поправился, они вместе стали готовиться в вуз, выдержали экзамены и были приняты в Московский университет. В день получения диплома они распишутся…

М а й к а. Распишутся… Кто придумал эти слова, оскорбляющие человека?.. Двое людей решают навсегда соединить свою судьбу, они любят друг друга, они не хотят и не могут жить один без другого. Об этом писал Толстой и Пушкин, Гёте и Шекспир, это вдохновляло Чайковского и Бетховена!.. Оказывается, все укладывается в короткое слово «распишутся». Я подозреваю, что, когда Хусаин объяснился тебе и спросил, любишь ты его, ты ответила: «Точно».

В е р а. Точно… (Смущаясь.) Тьфу, вот липкое слово, никак не отвяжешься от него… Но, Майечка, разве дело в словах? Разве я не люблю Хусаина всем сердцем, разве не вижу его во сне, разве не волнуюсь, когда он сдает зачеты? А когда мы гладим ребятам рубашки, я всегда чувствую, что это его сорочка, честное слово, чувствую!

М а й к а. Кстати, что сегодня Ашот получил по мясным талонам?

В е р а. Кажется, тушенку.

М а й к а. Мерзавец!..

В е р а (в полном недоумении) . Кто мерзавец?

М а й к а. Ашот! Он мне поклялся, что не будет встречаться с этой Шуркой! (Бросает подушку.)

Вера успокаивает Майку. Входят Т а н я и М и т ч е л.

Т а н я. Кто это так кричит, в коридоре слышно?

М а й к а. Это я читала Вере один монолог…

Т а н я (Митчелу) . Проходи.

М а й к а (Митчелу) . Здравствуйте.

М и т ч е л. Здравствуйте… Я не хотел бы вам мешать, понимаешь…

В е р а. Митя, ты перенял у Хусаина привычку ни к селу ни к городу произносить слово «понимаешь».

М и т ч е л. Это чтобы тебе понравиться, Вера.

М а й к а. Ладно, ладно… Знаем, кому ты хочешь понравиться!

М и т ч е л. «Для сердца пылкого нет никаких преград, любой из синьорин понравиться я рад…».