Игорь Соболев - Моя деревня

Б у л а т о в (осторожно) . Что, лампочка перегорела?

Л е в к а. Нет, просто до нас, до окраины, ток не доходит. Только днем иногда светит. Что вы хотите — движок!

М а т р е н а (Левке) . Наливай. (Между прочим.) Вот я диву даюсь на наших местных хозяев. Еще летошний год кто-то говорил про электричество.

Б у л а т о в. Бабушка, вы про выступление перед работниками электростанций, что ли?

М а т р е н а. А бог его знает, касатик…

Л и н ь к о в. Про электричество на местном топливе, мамаша?

М а т р е н а. Во-во!

Л и н ь к о в. Ну и что?

М а т р е н а. Это я тебя, касатик, спросить удумала: «Ну и что?» Так выпьем, что ли, за наших начальников!

Л е в к а. Брось, бабушка, хныкать. А то, ей-богу, еще тысяча девятьсот второй год помянешь: раньше, мол, фунт мяса двадцать копеек, а теперь…

М а т р е н а. А теперь в нашем магазине и поминать нечего про мясо. Только к праздникам.

В е р а. Бросьте, бабушка! Да вчера в магазине сколько хочешь мяса.

М а т р е н а. Значит, ждите гостей из центра! Ну, поехали!

И первая пьет. Все выпили за ней, кроме Веры и Булатова. Те только пригубили.

Л и н ь к о в. Тебе, дочка, с такой бабкой грех скучать.

М а т р е н а. Не говори, милый, не говори! Скажи, что еще бабка в райцентре живет, а то бы и бежать некуда! Ты, Левушка, ежели совсем сюда переехал, об своей квартире бы хлопотал! Им лучше бы всего самим отстроиться… Да кишка тонка! Сюда стройматериал небось из-за моря вывозят.

Б у л а т о в. Ваш зять не только хлеб растить умеет, у него теперь и кирпичи пекут, как булки. Скоро он весь район кирпичом снабжать будет.

Л и н ь к о в (угрюмо) . А как же мы тут в тридцатом году колхозы строили? Думаешь, легко было?

В е р а. Вы, батя, не пускайтесь только в воспоминания!

М а т р е н а (Линькову) . Нет, ты им скажи, как нам тут в гражданскую войну плохо было! Так вот ты по тому образцу и равняй, касатик!

Л и н ь к о в. Ох, ну и злющая же вы старуха! Неправдоподобно злая!

М а т р е н а. Не так уж злая, как смелая при Советской-то власти. На то она и наша, что ее и покритиковать маленько можно.

В е р а. Иван Романович! Вы ее не слушайте! Ну, трудно! Ну и пусть! Правильно. (Булатову, тихо.) Мы знали, что здесь трудности, когда из дома уезжали. И все равно уехали. (И снова тихо, про Левку.) На душе тяжело ему! Понимает, что виноват, а кто ему теперь поверит? Доброе слово сказать ему надо!

Б у л а т о в (Левке) . У меня к вам один вопрос есть. Уж коль скоро Петр Афанасьевич молчит, я скажу.

Л е в к а. Ну, говорите.

Б у л а т о в. Я вот к вам в гости пришел. Сижу с вами за одним столом. А не знаю ваших мыслей, вашего настроения. Я гость, вы хозяин. Ответите?

Л е в к а. Вот так со мной только старший брат обращался. Я все скажу.

Б у л а т о в. Вы видите, какое положение в райцентре. Плохо с дорогами. С жильем туго. Очень часты перебои в снабжении. Это не потому, что мы плохие или хорошие. Это новое, большое нарождается. А иногда и наши самые серьезные просчеты. Чего уж там стесняться, всегда только правду. Трудности. А не из-за этих ли трудностей вам сейчас отсюда за тридевять земель без оглядки бежать захотелось?

Л е в к а. Я отвечу! Я на все отвечу! Иван Романович! Мне завидно со стороны смотреть, как люди работают! У меня за две недели руки от безделья белеть начали.

Л и н ь к о в. Вот, Иван Романович, кто кукурузу, а кто умы растит! У кого-то руки белеют, корень зеленый, а у кого холка в крови от хомута!

Л е в к а. Это потому, Иван Романович, что дедовский способ преобладает, вместо полной механизации на бычачьем пару работа кипит!

Б у л а т о в. Не перегибайте! Вы извращаете истину!

Л и н ь к о в. Ты, Иван Романович, посоветуй местным жителям хоть в газету заглядывать! Может, они тогда узнают, что в колхозе «Отчизна» свой тракторный парк! Что там, промежду прочим, не только первую по Сибири пшеничку да, как добрый лес, кукурузу растят, а от утки на озерах воды не видать! Может, еще признают, что в том колхозе на сто гектаров пашни по сорок центнеров мяса получают, что…

Л е в к а. Иван Романович! В той газете не хотят позорить местных руководителей, которые, добиваясь чего большего и занимая первые места в крае, плевать хотят на молодого соседа — «Опалиху». Новому дорогу затирает старый руководитель! Не написано в той газете, а все про это знают! И знают, что он молодежь поджимать любит. Если для его колхоза — пожалуйста, а для соседнего — не дай бог! Но его научит молодежь!

Л и н ь к о в (неожиданно вскакивает) . До свидания, Иван Романович! Дочка «ласковая», будь здорова! И вам маманя, большой и сердечный привет! (Левке прямо в лицо.) Но учить меня вместе со своей «Опалихой» ты не будешь, зеленая масса! (И, хлопнув дверью, вышел.)

М а т р е н а (идет вдогонку) . Куда же ты, касатик? Масло-то обещал, а сам дегтем обмазал!

Б у л а т о в (Левке, на ходу) . Заходите ко мне! Обязательно заходите! Не на прием, а так просто. Договорились?

Левка растерянно кивнул головой. Булатов вслед за Матреной выскочил на улицу, и там, уже на улице, слышен его голос: «Петр Афанасьевич! Товарищ Линьков!» Возвращается М а т р е н а.

М а т р е н а. Не догнала! Побёг, как шкипидару принял!

В е р а (старухе) . Ну и язык у вас, бабушка! Это же секретарь райкома Булатов! Иван Романович!

М а т р е н а (нежно; она смотрит в окно, а там шум мотора) . А я его знаю, лапушка. Я его знаю, касатика… Не ему бы я не сказала! Это только понапрасну языком чесать! А ему нужно! Ванюша Булатов свой человек! Иди дрова колоть, сердешный!

Л е в к а. Вот это другое дело. Дело! А не разговор!

В е р а. Левушка, и сбрей усы — щекотно! Корень зеленый!

Л е в к а. Да ладно… (Выходит из дома.)

В е р а. Вроде оттаивать начал… (Пошла за ширму.)

М а т р е н а (у порога) . И что за люди нынче? Развращают нас, стариков, прости меня, господи! (Встала перед иконой.) Господи, прости меня, каюсь. Вместо молитвы водки напилась, зарядку делала… И о чем я с всевышним говорю? Тьфу! (Выходит.)

З а н а в е с.

Большой кабинет Ивана Булатова. Вечереет. В большие окна видна панорама города, уходящего вниз. Высокие квадратные тесовые крыши, старые заборы с массивными воротами. Поблескивают маковки церквушки. С открытием занавеса в кабинет ползет тоскливый звон колокола. Б у л а т о в быстро подписывает бумаги. Ему, видно, некогда, и он даже не присел, а секретарь М а р и я П о т а п о в н а все подает и подает ему бумаги. На большой стене над портретами Ленина и Маркса какой-то ч е л о в е к на большой карте района отмечает ход уборки: он прикрепляет бирочки с написанными на них цифрами выполнения плана.

Б у л а т о в. Всё?

С е к р е т а р ь. Еще сводка по засыпке семян будет, Иван Романович.