Лайош Эгри - Искусство драматургии [Творческая интерпретация человеческих мотивов]

МОЛОДАЯ ДАМА. Да… Но почему мы подходим к обсуждению обязательной сцены таким окольным путем?

Я. Потому что все авторы пособий, как мне представляется, сходятся в том, что обязательная сцена совершенно необходима для любой пьесы. На нее рассчитывают, ее ждут, предвкушают на протяжении всего действия. Ее нельзя исключить. Иными словами, пьеса «подводится» к обязательной сцене, которая возвышается над всеми остальными эпизодами. Такая сцена есть в «Кукольном доме» — это тот момент, когда Хельмер достает письмо из почтового ящика.

МОЛОДАЯ ДАМА. Вы с этим не согласны?

Я. Я не согласен с самой идеей, потому что каждая сцена в пьесе обязательна. Понимаете почему?

МОЛОДАЯ ДАМА. Почему?

Я. Потому что, если бы Хельмер не заболел, Нора не подделала бы подпись, Крогстад не имел бы повода прийти к ним в дом требовать денег, не возникли бы сложности, Крогстад никогда не написал бы письмо, Хельмер не распечатал бы его и…

МОЛОДАЯ ДАМА. Все, что вы говорите, верно, но я согласна с высказыванием Лоусона о том, что «ни одна пьеса не может обойтись без момента концентрации, которого все ждут с огромным нетерпением»

Я. Это правда, но от него лишь одна путаница. Если в основе пьесы лежит замысел, только доказательство этого замысла создаст «момент концентрации, которого все ждут с огромным нетерпением». Так или иначе что нам все-таки нужно прежде всего — обязательная сцена или подтверждение замысла? Поскольку пьеса «вырастает» из замысла, то его доказательство и станет обязательной сценой. Многие обязательные сцены оказываются неудачными, потому что замысел был расплывчатым или вообще отсутствовал и ожидания зрителей не оправдываются.

«Безжалостное честолюбие ведет к самоуничтожению» — это замысел пьесы «Макбет». Подтверждение этого замысла создает тот самый «момент концентрации, которого все ждут с огромным нетерпением». Каждое действие вызывает реакцию. Такое чувство, как жестокость, разрушает в итоге того, кто его проявляет по отношению к другим, — эту идею и должен доказать автор. Но, если по какой-либо причине это случается с большим опозданием или не происходит вовсе, вся пьеса страдает.

В сюжете нет такого эпизода, который не являлся бы следствием предыдущего. Каждая сцена — самая главная в тот момент, когда она исполняется. Только всесторонне продуманная, гармоничная сцена способна заставить нас с нетерпением ждать, что же будет дальше. Разница между сценами определяется тем, что накал каждой из них должен быть соразмерен яркости и интенсивности предшествующего действия. Принимая в расчет только обязательную сцену, мы рискуем сконцентрироваться лишь на одном напряженном эпизоде пьесы, забыв, что предшествующие ему этапы развития сюжета требуют такого же внимания. Каждая сцена содержит те же элементы, что и все произведение.

Пьеса как целое будет неуклонно набирать эмоциональную высоту, достигая интенсивности, которая станет кульминацией всей драмы. Эта сцена будет более напряженной, чем любая другая, но не в ущерб какому-либо из предшествовавших эпизодов, иначе все действие пострадает.

Успех ученого, о котором мы говорили, можно измерить только шагами, ведущими к вершине. Любой этап его жизни мог стать последним, достигнув кульминации в виде полного краха или смерти. Лоусон пишет: «Обязательная сцена — это непосредственная цель, к которой движется пьеса». Неверно. Непосредственная цель — это доказательство замысла, и ничто другое. Утверждения, подобные тому, что делает Лоусон, сбивают с пути.

Ученый хотел добиться успеха, точно так же как пьеса должна подтвердить замысел, но имеются текущие задачи, которые нужно решить прежде всего и как можно лучше. Обязательную сцену нельзя рассматривать отдельно от других элементов жанра — необходимо принять во внимание характер героя и факторы, его определяющие. «Кульминация коренится в социальной концепции. Обязательная сцена коренится в действии, она является физическим продуктом конфликта», — говорит Лоусон.

Любая деятельность, физическая или иная, должна корениться в социальной концепции. Цветочный бутон не вырастает непосредственно из почвы, но он никогда не появился бы, если бы не стебель, корни которого уходят в землю. Не одна, а множество обязательных сцен создают финальное столкновение, основной кризис — доказательство замысла, которое Лоусон и другие авторы ошибочно называют обязательной сценой.

Существует ошибочное мнение, что экспозиция — это начало пьесы. Авторы пособий пишут о том, что, прежде чем приступить непосредственно к действию, мы должны создать настроение, атмосферу, фон. Они объясняют, как герои должны выйти на сцену, что говорить, как вести себя, чтобы произвести впечатление на зрителей и захватить их внимание. Все это поначалу кажется очень полезным, но сбивает с толку.

Что говорится об этом в толковом словаре Уэбстера?

Экспозиция — изложение смысла или цели сочинения; призвана сообщать информацию.

А в «Тезаурусе» Марча?

Экспозиция — демонстрирование.

Что же мы хотим продемонстрировать? Замысел? Атмосферу? Предысторию героя? Сюжет? Декорации? Настроение? Ответ: вы должны продемонстрировать все это одновременно.

Если мы выбираем только «атмосферу», почти сразу возникает вопрос, кого она окружает. Если мы отвечаем: «Адвоката из Нью-Йорка», то становимся на шаг ближе к созданию атмосферы.

Постаравшись побольше узнать о нем, мы обнаружим, что это цельный, бескомпромиссный и невезучий человек. Нам также станет известно, что его отец был портным, жил бедно и во всем себе отказывал ради того, чтобы сын смог выучиться. Ни разу не произнеся слово «атмосфера» ни в вопросах, которые мы себе задаем, ни отвечая на них, мы оказываемся на пути к ее созданию. Продолжив наше знакомство с адвокатом, мы выясним о нем все, что касается его друзей, устремлений, положения в обществе, сиюминутных целей и расположения духа в данный момент.

Чем больше мы узнаем об этом человеке, тем лучше будем понимать, какими должны быть настроение, место действия, атмосфера, фон и сюжет.

Таким образом, получается, что предмет нашей демонстрации — это герой, о котором мы пишем. Мы хотим донести до зрителей его цель , поскольку, поняв, чего он хочет, они во многом поймут, что он за человек. Нам незачем каким-то особенным образом отображать атмосферу или любой другой элемент нашего арсенала. Все это — неотъемлемые части целого произведения, и они выстраиваются для того, чтобы герой попытался доказать замысел.

Сама «экспозиция» есть часть пьесы, а не просто деталь, которую используют в начале, а затем отбрасывают. Однако пособия по писательскому мастерству трактуют экспозицию так, словно это отдельный элемент драматической конструкции.