Исидор Шток - Драмы

А н н а. Ну, как будто все уложила!

Н и к о л а й. А теперь полетай со мной, Анна. Последний этап.

Анна подходит к карте.

(Отвечает ей «урок».) А если аэродром…

А н н а. Какой?

Н и к о л а й. Хетафе. Если аэродром Хетафе уже занят франкистами, я сажусь…

А н н а. Где?

Н и к о л а й. В Алкала-де-Энерес. Да? Это надежный аэродром, его охраняют солдаты Лукача, Интернациональная бригада…

А н н а. Все правильно. (Отходит от карты.) Что говорить друзьям, когда они будут спрашивать, где ты?

Н и к о л а й. Уехал в Сочи. На курорт.

А н н а. Надолго?

Н и к о л а й. Да, пожалуй, надолго. На полгода, на год… Заболел. Вот письма родителям. Письма под номерами. Каждые две недели отправляй одно из них. «Дорогие папа и мама. Ваше молчание беспокоит…» или: «Ваше письмо получил. Хотелось бы более подробно узнать о вашей жизни…» Тут двенадцать писем. Думаю, что до моего возвращения хватит.

А н н а. А если они будут звонить по телефону сюда?

Н и к о л а й. Я вышел, только что вышел. Как жалко, что они не позвонили на пять минут раньше. Какая досада! Ты знаешь все, что должна знать жена летчика, даже чуточку больше. Но если бы ты не жила здесь со мной, ты бы знала чуточку меньше! Ну вот, давай карту, я выдержал экзамен. Не сделал ни одной ошибки. (Складывает карту и кладет ее в планшет.) Спасибо тебе, мой строгай экзаменатор. А сейчас — спать, слать.

А н н а. Ты хочешь исчезнуть тихонько, пока я буду спать? Нет, милый, сегодня это не удастся. Ты напишешь мне?

Н и к о л а й. Конечно. Если это будет возможно. Отныне я Николаус Гастелини. Летчик Интернациональной бригады республиканской армии.

А н н а. Впервые мы расстаемся с тобой на такой большой срок. Когда ты вернешься, Виктор будет уже все говорить. Он научится говорить «мой папа», «летчик», «я скоро вернусь».

Н и к о л а й (подходит к колыбели) . Счастливый толстый парень! Далеко от него, очень далеко война. А он и понятия не имеет, что война-то из-за него. Если бы ты знала, Анна, как нетерпеливы мои хлопцы, как ждут приказа, как слушают радио… Глядя на них, кажется, что мы уже сидим в развалинах Университетского городка между двумя боями, слушаем последние известия.

А н н а. Правда, что сюда прилетел Гарин?

Н и к о л а й. Правда.

А н н а. Как вы встретились?

Н и к о л а й. Нормально. Как старые друзья. Он заставил меня выпить с ним на «ты». Сказал, что теперь я такой же летчик, как и он, и ему неудобно, что я говорю ему «вы». Какой он блестящий летчик! О его беспосадочном перелете на Дальний Восток рассказывают просто чудеса. Огромный талант!

А н н а (ревниво) . Ты всегда говоришь о нем, как влюбленная девушка.

Н и к о л а й. Он мне всегда нравился. Поэтому я был так придирчив к нему. Мне всегда хотелось, чтобы он был еще лучше. Он, кажется, таким и стал. Серьезнее, внимательнее. Обещал зайти к нам вечерком, поглядеть на сына, повидаться с тобой. Мы ведь не виделись с ним с выпускного вечера в школе.

А н н а. Меня он, верно, совсем забыл.

Н и к о л а й. Нет, нет, он помнит. Все спрашивал о тебе — какая ты стала, не изменилась ли?..

А н н а. Не постарела ли? А ты что сказал?

Н и к о л а й. Я сказал, что ты значительно помолодела. Что ты очень похорошела. И стала гораздо умнее, чем до встречи со мной.

А н н а. Ты серьезно так сказал?

Н и к о л а й. А ты бы хотела?

А н н а. Конечно. Ты взял испанский словарь?

Н и к о л а й. Вот он. (Читает в словаре.) «Estoy con vosotros, camaradas!» Я с вами, товарищи.

Стук в дверь.

А н н а. Да, да, войдите.

Входит Г а р и н. У него седина на висках, он в кожаном реглане. Возбужденный, веселый.

Г а р и н. Это, конечно, свинство, что я так поздно врываюсь в семейный дом!

Н и к о л а й. В семейном доме рады тебе в любое время.

А н н а. Здравствуйте, Сергей. С приездом!

Г а р и н. С приездам! И с отъездом тоже! О, как у вас хорошо, ребята. А Аня какая стала…

А н н а. Хуже или лучше?

Г а р и н. Не хуже, во всяком случае. Но какая-то другая… Покажите-ка наследного принца.

Анна подводит его к колыбели.

Похож! Честное пионерское похож. Такой же нос дудкой, как и у отца. А брови, как у матери. Будущий летчик. По носу вижу — летчик.

Н и к о л а й. Аня, сооруди нам закусочку.

Г а р и н. Нет, нет. Все, что положено, уже выпито и съедено. Завтра рано вставать. (Ане.) Уезжаю в Сочи надолго.

А н н а (смеется) . На полгода?

Г а р и н. Да, на полгода, на год. Заболел.

А н н а. Испанский словарь взяли с собой?

Н и к о л а й. Она знает, в какие Сочи мы едем.

Г а р и н. А знает — так ладно. Эх, жалко с вами расставаться… Пожил бы здесь, на охоту бы… Да, видно, не судьба. Опять на подвиги труба зовет. Опять разлучает нас.

Н и к о л а й. Ну, нас-то с тобой не разлучает.

А н н а. Вы его берегите там, в чужом краю. Я все-таки пойду на кухню. Приготовлю вам ужин. (Уходит.)

Г а р и н. В чужом краю… в чужом краю… (Смотрит на Николая.) Я думал, тебе уже сообщили.

Н и к о л а й. О чем?

Г а р и н. Да ты серьезно не знаешь?

Н и к о л а й. Чего-то, видимо, не знаю. А что именно?

Г а р и н. То, что не летишь. Откладывается твоя командировка.

Н и к о л а й. Откладывается? А ты?

Г а р и н. Лечу.

Н и к о л а й. Что ж, сочли меня недостойным? Считают, что я не справлюсь…

Г а р и н. Не в этом дело. Чем ты недостоин? Почему не справишься? Справился бы. Ты летчик хороший, у тебя честное сердце коммуниста. Но просто еще… Одним словом, откладывается.

Н и к о л а й. Как же так? Ведь мы готовили машину, мы облегчили ее. Мы увеличили скорость. Ведь все же признали, что моя машина лучшая.

Г а р и н. Твоя машина, Николай, и будет воевать с фашистами. Она полетит в Испанию.

Н и к о л а й. Без меня?

Г а р и н. К сожалению.

Н и к о л а й. Кто же полетит на лей?

Г а р и н. Я.

Н и к о л а й. Ты?

Г а р и н. Да. Видишь ли, технический осмотр признал в моем бомбардировщике ряд дефектов. Словом, его забраковали для такого длительного перелета. Это, конечно, чепуха. Машина долетит и до Австралии, но мне сказали, что не стоит рисковать, раз есть машина лучше. Мне предложили выбрать любую из вашей эскадрильи. Я их все внимательно осмотрел и выбрал.