Исидор Шток - Драмы

Ф а и н а. А где же ваш третий товарищ? Отстал? Не сдюжил?

В и к т о р. Он летчик хороший. Лучший из нас.

Г а р и н. Ну, ну!

В и к т о р. Да, лучший.

Ф а и н а. Зачем же вы его оставили?

В и к т о р. Горючее у нас кончилось. Пока подвезут — долго ждать. Один из троих должен был отдать бензин.

Ф а и н а. И он согласился отдать? Я б ни за что.

Г а р и н. Ты барышня, а он летчик. Летчику надо приказ выполнять.

Ф а и н а. Сидит он, поди, там за хребтом, ругается.

Г а р и н. Нет, он у нас добряк. Мой ученик и его (на Степаненко) дружок детства… Скоро развиднеется?

Ф а и н а. Тут тихо уж… А там за хребтом бушует… Вишь, облако за сопку зацепилось…

Г а р и н. Не придется его здесь ждать. Полетим дальше, Виктор. (Летчикам у костра.) Готовьте машины. Скоро старт.

В и к т о р. Мы ж хотели его здесь обождать.

Г а р и н. Дадим радио. Он там еще три дня будет отсиживаться. Что ж, его так и дожидаться? Не рискнет он в такую погоду лететь… На Халхин-голе встретимся. (Прислушивается.) Стой! Не машина ли?

В и к т о р. Нет. Ветер.

Г а р и н. Машина!

Ф а и н а. Вот она, между сопками летит.

В и к т о р. Где?

Г а р и н. Не туда смотришь. Левее. Вот над теми елями.

В и к т о р. Вижу! Это Николай.

Г а р и н. Похоже на то.

В и к т о р (кричит) . Николка!

Г а р и н. Кричи громче, авось услышит. (Летчикам.) Выложите посадочные. Дайте ракеты.

Летчики уходят.

Низко идет. Как бы в сопку не вмазал.

В и к т о р. Это Николай-то? Да он каждую кочку с воздуха заметит! Вот он! (Выстрел, взлетает ракета.) Выключил мотор… Планирует… Сейчас бреющим пойдет… А со второго круга на посадку. Я-то уж его походку в небе знаю.

Гарин уходит.

Ф а и н а. Какой ваш третий товарищ? Интересно посмотреть.

В и к т о р. Он самый лучший из нас троих. А если б нас было втрое больше, он все равно был бы лучшим. И вы знаете, Фаина, ведь он никогда не торопится. Но не было случая, чтобы он опоздал. Первый приходит на задание. Он… да вы его сейчас сами увидите.

Входят Н и к о л а й и Г а р и н.

Г а р и н. Честь имею представить!

В и к т о р. Николай! (Бросается к Гастелло.)

Н и к о л а й. Собственной персоной.

В и к т о р. Откуда ты взялся?

Н и к о л а й. С небушка.

В и к т о р. Каким образом?

Н и к о л а й. Нормально. Как условились. Едва вы вчера вылетели, привезли мне горючее, я заправился, а сегодня на рассвете и вылетел.

Г а р и н. Но ведь ураган.

Н и к о л а й. Нормальный ураган. Поболтало… Главное — посадка была тяжелая. (Садится к костру, греется. Смотрит на Фаину.) А это ваша новая знакомая? Представьте, пожалуйста.

Ф а и н а (протягивает ему руку) . Фаина. Я уж об вас все знаю.

Н и к о л а й. Все? (Смеется.) Я и сам еще о себе не все знаю.

Г а р и н. Как ты нас разглядел?

Н и к о л а й. По дыму. Хорошо, что вы костер тут развели.

В и к т о р. Да ведь ты мог угробиться. Переждал бы бурю.

Н и к о л а й. А вы бы улетели? Дудки! Нам втроем приказано явиться в район боевых действий.

Г а р и н. Я представлю тебя к награде. Ты совершил безусловный подвиг.

Н и к о л а й. Нет, это уж слишком красно сказано. Просто прилетел в плохую погоду. За что тут награждать? Коньячком разве.

Входит бортмеханик П а в е л Г и р я в ы й.

Г и р я в ы й. Разрешите?

Ф а и н а. Это кто?

Н и к о л а й (Фаине) . Это мой бортмеханик, Павел Гирявый.

Г и р я в ы й (Гарину) . С озера, товарищ капитан, пришли машины с тяжелоранеными. Вас разыскивают.

Г а р и н. Что еще там? (Уходит.)

Н и к о л а й. Садись к огню, бортач!

Г и р я в ы й. Некогда, товарищ капитан.

Н и к о л а й. Как машина?

Г и р я в ы й. Можно дальше чапать. Механизмы в порядке. Сколько живу, в такой болтанке еще не был. Думал завещание писать.

Н и к о л а й. Завтра будем на Халхине. Первый бой!

Возвращается Г а р и н.

Г а р и н. По самолетам, друзья! Генеральное сражение на Халхин-голе началось вчера. Нам приказ немедленно вылетать.

Н и к о л а й (весело) . Приказ есть приказ!

Г а р и н. Да… Поэтому ты, Гастелло, задержись. Летим к Халхину мы с Виктором, а ты возьмешь на борт раненых и с ними обратно через хребет в Читу.

В и к т о р. Но ведь он пока обернется в Читу и назад — здесь все будет кончено.

Г а р и н. Возможно… Но, скажи, как бы ты, Гастелло, поступил на моем месте, если бы был командиром звена?

Н и к о л а й (выдержал взгляд Гарина. Медленно) . Я бы поступил точно так же, как и вы. И вы напрасно хотите оправдать свое приказание. Я благодарен вам за оказанное доверие. Мне вручается жизнь раненых бойцов Красной Армии. Я дорого бы дал, чтоб участвовать сегодня в сражении, но выполнение вашего задания я тоже считаю честью для себя.

Г а р и н (рассмеялся) . Фу, отлегло! А я думал, ты будешь обижен, рапорт напишешь…

Н и к о л а й. Вот теперь я уже перестаю понимать вас, капитан Гарин. О чем мне писать рапорт? Разве не открыта передо мной дорога в небе? Разве это мой последний боевой вылет?

Г а р и н. Мне кажется, что сейчас ты прав больше, чем я. Ну что ж, летчики… В путь!

Николай, Гирявый и Фаина смотрят вслед улетающим бомбардировщикам.

Квартира Гастелло в городке летчиков под Смоленском, Двадцать первое июня 1941 года. Большой праздничный стол, на котором остатки пиршества; пустые бутылки и бокалы… Здесь командир полка М о р о з о в, Г а р и н, л е т ч и к и с ж е н а м и. Г а с т е л л о сидит за пианино. Рядом с ним А н н а. В центре В и к т о р С т е п а н е н к о и его молодая жена Ф а и н а.

Г а р и н (берет со стола цветы и преподносит их Фаине) . Вам, дальневосточная жительница, наша неожиданная гостья и новый член семьи пилотов, с небольшим опозданием свадебный подарок.

Н и к о л а й (вставая и подмигивая летчикам) . За мной! Анна, марш!

Анна садится за пианино, играет марш, Николай церемониальным маршем, а за ним остальные мужчины, кроме Виктора Степаненко, уходят в соседнюю комнату и немедленно возвращаются. У каждого в руках большой букет сирени. По очереди, под звуки свадебного марша, они преподносят цветы Фаине. Она утопает в цветах и, смущенная и радостная, закрывает цветами лицо.

Ф а и н а. Ой, что же вы это…

Н и к о л а й. Подарок молодой!

Г а р и н. А теперь… Анна, вальс!