Исидор Шток - Драмы

Л е н я — его сын.

Е в д о к и я С е м е н о в н а.

Г р и г о р и й В а с и л ь е в и ч З у б к о в с к и й.

В а л я — его дочь.

А л е к с а н д р а Н и к а н о р о в н а В л а с е н к о (Шура).

П е т р М и р о н о в и ч Л а п ш и н.

П а в е л И в а н о в и ч П а р о к о н н ы й.

Действие происходит зимой 1949 года на даче близ Москвы.

Большая комната в первом этаже зимней дачи. Справа дверь в соседнюю комнату и на стеклянную террасу, слева выход в сени. Посреди большая лестница, соединяющая верхние комнаты с нижними. Под лестницей камин. На нем телефон, газеты, журналы и детские игрушки: целлулоидный медведь, механический кубарь. Над камином расписание пригородных поездов и большой календарь, на котором: «28 января. 1949 год». Клетка с двумя попугаями-неразлучниками. За окном голые смородиновые кусты, изогнутая рябина и розовато-белое снежное поле, идущее до самого горизонта. Светлое небо и прозрачные облака. Заходит солнце. В камине потрескивают дрова. На стенных часах — четыре. Звонко кричат попугаи-неразлучники. В углу около камина стоят две пары лыж и палки. У камина Е в д о к и я С е м е н о в н а, немолодая женщина в очках, в красном фартуке и в тапочках, чистит картошку, бросая кожуру в раскрытый рыжий кожаный чемодан, у которого от старости кое-где лопнули бока. На чемодане большое количество цветных наклеек-ярлычков камер хранения, аэропортов, гостиниц разных городов и стран. Евдокия Семеновна внимательно поверх очков смотрит на стоящего в дверях пятидесятилетнего м у ж ч и н у в белых бурках, в распахнутой шубе, с бобровой шапкой в руках.

З у б к о в с к и й. Простите… Я вошел без стука — дверь была открыта…

Е в д о к и я. Ничего, ничего.

З у б к о в с к и й. Ярослав Николаевич здесь?

Е в д о к и я. Нету.

З у б к о в с к и й. Досада! (Смотрит на Евдокию Семеновну.) А ведь мы с вами знакомы.

Е в д о к и я. Извините… Я что-то не помню.

З у б к о в с к и й. Немудрено! С тех пор прошло… Да-да, ровно двадцать пять лет!

Е в д о к и я (всматривается в Зубковского) . Постойте-ка…

З у б к о в с к и й. Большая московская квартира в Криво-Арбатском переулке. В освободившуюся комнату въезжает по ордеру МКХ молодой человек.

Е в д о к и я. Ярослав Николаевич…

З у б к о в с к и й. Его сопровождает друг. В пустую комнату с одним трехногим стулом, который остался от прежних хозяев, они вносят чемодан… Вот этот самый! (Показывает на чемодан.) Как же он постарел, бедняга! Тогда на боках его не было этих красивых наклеек, но зато кожа была свежая, гладкая, все швы целы. Видите, что делают годы даже с чемоданами! Немудрено, что вы меня не узнаете…

Е в д о к и я. Значит, этот друг…

З у б к о в с к и й. Я! Звонок не работал, мы постучали. И вдруг нам открывает дама… В черном платье. Полная, интересная… Похудели вы, Евдокия Семеновна, с тех пор. Да ведь какие годы были! Пятилетка, пятилетка, пятилетка, война…

Е в д о к и я. Вспомнила я! Вот только имя…

З у б к о в с к и й. Зубковский. Григорий Васильевич.

Е в д о к и я. Да-да-да! С вами еще девушка была. Молоденькая, стройненькая…

З у б к о в с к и й. Жена моя…

Е в д о к и я. Вика?

З у б к о в с к и й. Запомнили?

Е в д о к и я. Как же! Ведь ее портрет до сих пор у Ярослава Николаевича в кабинете висит… А потом откуда-то прикатил Павел Иванович Пароконный…

З у б к о в с к и й. «Пашка Пароконный! Черный, черный машинист, а душой, как сахар, чист!» — сочинила про него Вика.

Е в д о к и я. В самые трудные минуты нашей жизни он является. Вот и тогда откуда-то прикатил. Вы с Викой уехали, а Ярослав Николаевич, расстроенный такой, остался. Забрал Пароконный его, и вернулись они только через две недели. Ярослав Николаевич о нем статью писал, что ли… Грязные, я еле ванну после них отмыла. Поглядел Ярослав Николаевич на комнату, на квартиру нашу бесконечную, поморщился. Я, сказал, больше трех дней здесь не проживу…

З у б к о в с к и й. В Криво-Арбатском переулке!

Е в д о к и я. А живет вот уж двадцать пять лет. Что народу там перебывало за эти годы! Квартиру ему на улице Горького дали, да он не поехал туда, соседей отправил, поменялся. А я вот на дачу перебралась.

З у б к о в с к и й. Так здесь и живете?

Е в д о к и я. Круглый год. Комнату свою Лене уступила, большой ведь он стал.

З у б к о в с к и й. Лене?

Е в д о к и я. Сыну Ярослава Николаевича.

З у б к о в с к и й. И не скучно вам одной?

Е в д о к и я. В мои годы уже не скучают. Вот ожидаю их всегда: раз в неделю приезжают они. А завтра день рождения Леонида, мы этот день всегда здесь празднуем, на даче.

За окном шум самолета.

З у б к о в с к и й (смотрит в окно) . Как низко летит.

Е в д о к и я. На посадку. Аэропорт недалеко. А вы откуда же сейчас?

З у б к о в с к и й. Издалека. Есть такой Уральский край, я там на строительстве работаю.

Е в д о к и я. Это не к вам ездил на прошлой неделе Ярослав Николаевич?

З у б к о в с к и й. Ко мне! Только меня-то не было. Улетел в Сибирь, в командировку. Прилетаю — был тут у нас Кленов Ярослав, ждал меня, не дождался, в Москву воротился. Вот досада! А вчера меня в Москву вызвали. Я сразу с аэродрома к Ярославу. На московской квартире сказали, что он в редакции. Я туда. Только что уехал на дачу! Я на той же машине сюда. А его и здесь нет. Так и летаем друг за другом, встретиться не можем. Ну что ж… (Застегивает шубу.) Не судьба, видно…

Е в д о к и я (задерживает его, тихо) . Здесь он! (Показывает наверх.) Просил не беспокоить.

З у б к о в с к и й (рассмеялся) . Я так и думал. Вы, Евдокия Семеновна, как громко слово скажете, наверх смотрите.

Е в д о к и я. Статью срочную пишет. Из редакции уж два раза звонили. А вы подождите.

З у б к о в с к и й (расстегивается) . Подожду, подожду…

Дверь распахивается, и входит ю н о ш а. На ходу он срывает с себя ушанку, под которой копна светлых волос. Снимает меховую куртку, бросает ее в угол. Это Леня, сын Кленова. На нем синий лыжный костюм, лыжные ботинки.

Л е н я. Здравствуй, Дуся! (Кланяется Зубковскому.) Отец здесь?

Е в д о к и я. Работает. Просил не мешать…

Л е н я. Прекрасно! Тогда и мне прошу не мешать (Выбирает лыжи.)

З у б к о в с к и й. Здравствуй, Леонид Кленов!

Л е н я (без особого интереса) . Здравствуйте.

Е в д о к и я. Это приятель папы.

З у б к о в с к и й. Зубковский, Григорий Васильевич.

Л е н я (удивленно) . Вы — Зубковский?

З у б к о в с к и й. Я.

Л е н я. Тот самый?

З у б к о в с к и й (улыбается) . Наверно.

Л е н я. Я много слышал о вас.

З у б к о в с к и й. Следишь, значит, за отцовскими друзьями? (Любуется Леней.) Удивительно!

Л е н я. Вырос? Почему-то все папины друзья удивляются тому, что я вырос. Будто нормальнее было, если бы я остался маленьким.