Юрий Яновский - Яновский Юрий. Собрание сочинений. Том 3. Пьесы и киносценарии

— На другом таком курорте недели две тому назад мы потеряли пятерых, — говорит секретарь.

— Я слушаю кукушку и верю, что она не врет. Лет пятнадцать уже мне отпустила!

— Это у нее любезность к гостю! Мне она больше двух лот еще не предсказывала…

Секретарь улыбается, и никакого чувства обреченности нет на его лице. Нет и бравады. Секретарь — оптимист и жизнелюб, он естествен в своей спокойной уверенности и решительности движений.

— Жалко — до речки далеко, — говорит секретарь, прихлебывая чай, — а то привез бы я сюда после войны жинку с дочкой, пускай, это, лечат хворые нервы… И сам бы к ним на воскресенье приезжал… Моя жинка две вещи обожает: варенье варить и, это, удить рыбу… Просто иногда до драм доходило. Говорю: зачем тебе столько варенья, а она: "Это моя страсть, чтобы каждому было по вкусу!.." Небось не сладко ей в эвакуации — все сюда просилась, да ЦК не разрешил…

— А я вот, товарищ Федор, — произносит связной, — даже и подумать о своих боюсь… Отец у меня, мать, братья, сестры. Ну, братья на фронте. За них не страшно… Сердце ужасно переживает за остальных — они пока на оккупированной территории. И я должен их пореже вспоминать, чтобы естественнее играть роль немца. Вот интересная психология, правда?

— Где вы учили немецкий язык, товарищ Тарас?

— Я с детства рос среди немцев. Закончил немецкую среднюю школу в Германии. Мой отец несколько лет работал в отделении нашего торгпредства…

— Ага. Понятно, — секретарь прислушивается и подымается с места. — Меня, кажется, зовут. Допивайте, это, чай и мойте посуду, я сейчас…

Секретарь поспешно уходит в глубь сада, а связной занимается хозяйством: убирает посуду, подметает веничком у шалаша. Мурлычет песенку.

Возвращается секретарь.

— Все дела да дела, — говорит он, ероша волосы и покашливая в руку, — вот, поверите ли, поступает, это, подписка на военный заем!

— На заем?!

— Да, мы решили, что почетная советская обязанность касается и нас! Правда, единственное различие наше от подписчиков по ту сторону фронта — это то, что подписка вносится наличными…

Связной вдруг что-то вспоминает, поднимает штанину, лезет в голенище сапога, достает золотой портсигар.

— Вот, — говорит он, — получите от меня. Выдали мне в Н. для подкупа начальника концлагеря, но в последнюю минуту удалось отобрать…

Секретарь прячет портсигар, присаживается на сене у шалаша и, выдержав паузу, говорит:

— А ваш Яшка, кажется, уже клюнул… Передают с завода… Там один старичок мастер работает по нашему заданию… Величайшей души человек! Как его ненавидят непосвященные люди! Полиция считает за своего человека, дирекция верит… А он идет по бровке над смертью — потому что так надо, этого требуют интересы родины…

— Яшку мне поручено доставить в штаб, — замечает связной, — как прикажете действовать? Зверь хитер, гестаповской школы…

— Дело возьмем на себя и проведем втихомолку, — отвечает секретарь. Я поручил привести его на одну явку, но с гарантией, что он, это, не успеет сообщить полиции адрес. Там поговорим. Вас пригласим в качестве прокурора…

— Благодарю, — отвечает связной, — Яшка мне особенно дорог: два раза уже уходил от меня! Он и сам не знает, как мы интересуемся его персоной…

— Дело в том, — объясняет секретарь, — что у нас имеются причины, по которым, это, рекомендуется производить поменьше шума, чтобы не волновать особенно полицию и гестапо. Мы готовим одно очень большое дело — вам можно знать для передачи высшему руководству — ни более, ни менее, как восстание, это, большого размаха. Скажем, порядка нескольких тысяч бойцов. Когда фронт приблизится к нам, мы начнем…

— Доложу, — говорит связной. — Вы поэтому и передатчик перевели на ограниченные действия?

— Конечно. С вашего разрешения, я прилягу и пораскину мыслями. Не удивляйтесь, если услышите пение: это помогает думать…

Секретарь ложится у шалаша и сосредоточенно следит за тучкой над деревьями. Затем он про себя что-то напевает. И вот громко, приятным тенором секретарь поет:

"Куда, куда, куда вы удалились,

Весны моей златые дни?.."

Связной, с улыбкой взглянув на секретаря, присоединяет к песне свой вторящий голос.

Чудесный получается дуэт: вероятно, его одобрил бы и сам автор музыки.

Рабочая квартира на окраине города Д.

Фикусы и герань, бедная обстановка. Ходики с кукушкой на стене. Кровать и деревянная кушетка.

Входит возмущенный Кривой Яшка, в подчеркнуто рабочем виде.

— Это безобразие — отбирать оружие! — говорит он входящему вслед за ним молодому парню. — Если полицейские собаки нападут на наше собрание, мне и отбиваться нечем будет!

— Не нападут, — благодушно отвечает парень, — твоя записка не попала по назначению…

— Какая записка? — небрежничает Яшка, с трудом владея собой. Он начинает подозревать неладное.

Парень ничего не отвечает и открывает дверь в соседнюю комнату:

— Готово, товарищи!

Входит секретарь обкома, связной, мастер Иван Гаврилович и женщина, хозяйка квартиры. Все размещаются, не здороваясь с Яшкой, — он оглядывается, не решаясь сесть.

Появление старика мастера выводит Яшку из равновесия. Он вглядывается в окружающие его лица.

— Что ж это такое? — бормочет он. — Недоразумение…

Он пытается подмигнуть старику, как соучастнику, но тот не обращает на Яшку внимания, тихонько совещаясь со связным.

Все Яшкины сомнения рассеивает парень, приведший его. Он говорит:

— Предатель пытался отправить записку в полицию, но мы это учли…

Парень кладет записку перед секретарем обкома и заканчивает:

— При входе на конспиративную квартиру отобран револьвер марки "Вальтер", а также заряженная граната…

— Позвольте, товарищи" — пытается изменить ход событий Яшка, — я не понимаю, о ком идет речь?

— Вам будет предоставлено слово, — прерывает его председатель-женщина, — речь идет о вас.

— Тогда пригласите товарищей, с которыми я бежал из концлагеря. Они подтвердят, что я не предатель, я рисковал жизнью, спасая их!

— Для какой цели полиция направила вас на завод? — спрашивает женщина-председатель.

— Я не знаю никакой полиции, — отпирается Яшка, — я хотел заработать на кусок хлеба.

— А эта записка?

— Я не писал ее. Мне подбросили…

— Но есть свидетели ваших связей с полицией, — спокойно ведет допрос женщина и взглядывает на старика мастера.

Яшка перехватывает её взгляд.

— Я так и знал! — имитирует он возмущение. — Полиция поручила этому старику провалить меня, оклеветав перед вами! Не выйдет, господин мастер! Я расскажу здесь, как вы ведете двойную игру!..

— Не валяйте дурака, — равнодушным и спокойным голосом говорит связной, и Яшка настораживается, услыхав знакомое в голосе, всматривается в лицо, но лица не узнает!