Юрий Яновский - Яновский Юрий. Собрание сочинений. Том 3. Пьесы и киносценарии

— Можете мне поверить, — играет в искренность Яшка, — я готов на любую диверсию! Поручите мне убить начальника гестапо…

— Он не дурак, — говорит связному о Яшке женщина-председатель, — он просто выпытывает паши карты, что мы знаем, а что можно скрыть… Слушай ты, шкура полицейская, нам известно все, понимаешь, — все!

— В том числе — казненные в Р., — чеканит связной, — преданные тобой товарищи в Н., твоя биография и вся анкета!

Пауза, все молча глядят на Яшку. Предатель не знает, куда деть глаза.

"Ку-ку!" — прокуковала на часах кукушка.

Яшка вздрагивает и громко вдруг икает.

— Вопрос ясен, — резюмирует женщина, — какой приговор?

Яшка падает на колени:

— Товарищи… Меня заставили… Я заслужу… Я пойду на гибель, но я не хочу позора… Разрешите умереть для общего дела. Я взорву полицию… Подожгу гестапо… Пускай погибну, но не так, как бешеная собака… Простите…

— Довольно, — останавливает Яшку женщина, — ты можешь облегчить свою мнимую совесть, если расскажешь нам все, что знаешь…

— Клянусь родиной, я ничего не знаю!

— Предлагаю смерть, — говорит старик мастер, — такие не имеют права на жизнь… Он пролил столько крови и даже не защищается! Расскажи нам свое мировоззрение, мерзавец. Во имя чего ты жил? Ведь ты же человек, а не скотина… Какие твои идеалы — крокодиловы, что ли? Ты помогал немцам уничтожать нас, ты видел, как умирали наши товарищи, ты слышал их предсмертные слова, — разве они так цеплялись за жизнь, как ты? Нет! Они дорожили жизнью. Но без сожаления отдавали ее за великое дело! А твое какое дело? Говори… Через полчаса твой язык будет холоден, и ты никогда уже им не пошевелишь! Ну, мы слушаем тебя…

Яшка продолжал молча плакать, стоя на коленях.

— Все, — говорит женщина-председатель, — время у нас дорогое. Именем Украинской Советской Социалистической Республики революционный подпольный трибунал в составе… Ну, фамилий наших тебе незачем знать даже перед смертью., рассмотрев дело по обвинению подсудимого Яблочко Т. Д. в предательстве, измене Родине, диверсиях и шпионаже и установив полную доказанность обвинения, приговаривает подсудимого Яблочко Т. Д. к смертной казни. Приговор окончательный, обжалованию не подлежит. Подсудимый, ваше последнее слово…

Яблочко медленно поднимается с колен, он уже не играет дурачка, звериное лицо врага покраснело от прилива крови, он нагло всматривается в каждого присутствующего.

— Ишь какие подобрались, господа коммунисты! Дураки немцы, что не вешают всех подряд! Подумаешь, закопали они под каждым городом в танковых рвах по десятку тысяч жителей! Дураки! Теперь их самих закопают. А я ж предупреждал: копайте, господа, глубже! Делайте все аккуратнее! И за что погибаю? За немецкую глупость! Говорили — культурная нация! Европа! Тьфу!..

Яшка замолкает, оглядываясь. В его мозгу теснятся планы один безумнее другого — бежать, стрелять, спасаться!

Связной, мигнув парню, приведшему Яшку, ловко вяжет с его помощью руки предателю, запихивает в рот кляп, толкает по направлению к двери.

— Товарищ Тарас, — говорит секретарь обкома, — предоставьте нашим людям этот финал…

— Нет, товарищ Федор, — отвечает связной спокойно, — до финала далеко. У меня к нему есть еще разговор…

Шалаш. Сад. Секретарь обкома осматривает улей, вынимая рамки одну за другой. Ножом он срезает колпачки на ячейках, оттуда должны выйти трутни. Связной сбоку наблюдает за работой, держит одну рамку.

— Сразу как на душе полегчало, — говорит связной, — теперь только вопрос транспорта. Как я его, черта, переправлю через фронт?

— Это срочное дело? — спрашивает секретарь.

— От его показаний не зависят сроки наступления фронта, товарищ Федор! Но мы хотим знать, как просочилась тайна явки в Р.

— Он вам ничего не открыл?

— Некоторые данные я получил. Необходимы очные ставки. В этом затруднение…

— Если дело терпит, мы спрячем предателя поближе к передовой, подождем, пока фронт перекатится через него, и тогда представим его по назначению.

— Жалко, что нельзя вызвать самолет, — говорит связной, — мне никак не улыбается длительное пребывание наедине с Яшкой.

— Осторожнее, — говорит секретарь, — вы чуть не придавили рамкой пчелу. Это не положено. Такая крошечная жизнь, а сколько в ней содержится пчелиных инстинктов, вкусов, привычек! Иногда мне кажется, что я — пчела: понимаю каждое их движение. Вот эти, смотрите, сидят и ни черта как будто не делают — просто машут крыльцами. А они, оказывается, понижают температуру улья…

— Если бы не этот Яшка, пошел бы я теперь, товарищ Федор, — мечтательно ведет нить своей мысли связной, — прямо через фронт, встретился со своими, отчитался по командировке, съездил бы в Москву…

— Да, завидная перспектива, — замечает секретарь, осторожно ставя рамку и беря другую, — только Яшка здесь ни при чем… Сегодня ночью мы, это, получили шифровку, где среди наших местных дел упомянута и ваша персона… Осторожно, не расстраивайтесь, дайте сюда рамку… Да, молодой человек, вам надлежит оставить Яшку нам и явиться в местечко К., севернее Чернигова, не позже чем через три дня быть на месте, ждать пакета… Устраивает? — шутя заканчивает секретарь.

Связной молчит.

— Позвольте, — прорывается у него, — да как это я за три дня доберусь? Километров семьсот… Самолета у меня нет, крыльев тоже…

— Зато имеются добрые люди, — вставляет секретарь, склоняясь над ульем, ставя на место рамку, закрывая холстом и крышкой улей.

— Пешком идти — туда и в две недели не доберешься, — размышляет вслух связной, — поезд — штука ненадежная, на больших станциях возможны всякие столкновения… Взять автомобиль? Снова придется под гитлеровца работать. И опять-таки возможны задержки… Нет, три дня — срок явно не реальный…

— Если добрые люди не помогут, — со значением снова произносит секретарь обкома и, откровенно улыбаясь, смотрит на связного.

— Может, захватить самолет? — мечтает связной. — Это дело теоретически возможное. Конечно, шуму будет очень много…

— С таким шумом вам и прибывать туда не стоит, — подсказывает собеседник, — вы же не знаете, какое предстоит вам там поручение.

— Да, — задумывается связной, — придется выходить из положения… В моем деле точность не последнее качество… Поднатужусь и явлюсь, товарищ Федор!..

— Правильно, — отвечает секретарь, обняв связного и идя с ним к шалашу, — если вы прислушаетесь к советам добрых людей…

— Простите, вы уже в третий раз произносите эти слова… Что вы имеете в виду?

— А вот сейчас сюда явится человечек… Да, да, вы правы — в нашем деле точность первейшее дело: он уже явился!

Им навстречу от шалаша идет человек в одежде паровозного машиниста, с жестяным сундучком в руке. Он как бы зашел сюда по пути на свою смену.