Юрий Яновский - Яновский Юрий. Собрание сочинений. Том 3. Пьесы и киносценарии

— А чому ты думает, що благополучно?

Михаил молчит.

— От бачиш — и сам не знает. Благополучно — це значить — выкопалы завдання! А що мени з того, як воны вси цили, а завдания не зробылы? Га! Катай, узнан! На твою пукалку, та гляды мени…

Михаил берет револьвер, вихрем взлетает на лошадь и исчезает.

Старик идет дальше, отвечая на приветствия партизан, подтягивающихся при его приближении.

Вот он подходит к повозке с установленным на ней пулеметом, возле которого возится партизанка-пулеметчица. Она не замечает командира и продолжает работать…

— Так, — говорит старик, глядя на пулемет, — три його, Горпыпо, не жалий рук. Вин у нас заслуженный. Пам’ятаеш, ще в тому первому бою? Такый мороз був, що душа замерзала, а вин стриляв, як часы…

Партизанка замерла у пулемета, не зная, как ей рапортовать командиру в таком положении, но старик легко разрешает ее сомнения:

— Ну, дэ твий первый номер, Горпыно?

Партизанка с просветлевшим, смущенным лицом осторожно поднимает рядом с собой ватник и показывает командиру спящего годовалого ребенка.

— Хорош козак! — говорит старик. — На, дасы йому шматочок командырського сахару! Нехай росте. Колысь дитям розкаже, як вин з мамою партызаныв! А як же ты думала? Бувай здорова, Горпыпо… В бою гляды мени, щоб кулемет не заидав!

Старик двинулся дальше по лагерю, всматриваясь во все и все замечая, дымя самокруткой, помахивая плеткой.

У пушек он останавливается, молча стоит минуту, затем подзывает партизана-артиллериста:

— Як твои гармаши, Давыд? Гармаши идять кулиши? А стриляють, як бог на душу покладэ?

— Разрешите доложить, товарищ командир, — обращается Давид.

— Не трэба. Скажы мени, Давыдэ, от у вас у Грузии, що роблять такий людыни, що в бою дурака валяе? Що?

— Товарищ командир, — говорит Давид, — наводчик Непейвода объясняет…

— От именно, то "не пый вода"! — прерывает его командир. — Воды вин не п’е, а снаряды по молоко посылае! Скильки разив промазав?

— Два, товарищ командир Герой Советского Союза! — выступает вперед и четко рапортует сам Непейвода.

— Аж два! — возмущается старик. — Пид суд тэбэ оддаваты, чи по доброму розийдемось?

— По доброму, по доброму! — звучат голоса артиллеристов.

— Ну, ставай! — командует старик и отвешивает Не-пейводе два удара плеткой по спине. — Бью тэбэ по-батькивському, без сердя… Тильки комисарови не кажить, боже вас сохраны…

Старик направляется дальше, но, сделав несколько шагов, оборачивается к пушкарям.

— Ты, Давыд, не покрывай мени бракоробив! Не в цьому дружба народив! Дружба народив у бою! Голову свою за товарища пидставляй! Оде дружба… А то у мэнэ в соединении есть и грузыны, и москвычи, и узбеки з сыбирякамы, — коли мы будэмо одын одного покрываты, то що выйде!? Понятно, Давыд?

— Так точно, товарищ командир! — весело отвечает Давид.

Но старик не слушает ответа. Он идет дальше по лагерю.

— Готуйсь, хлопди, — говорит он на ходу, — нич — буде важка. Може, бий прийдеться прийняты. Щоб усе було пид рукою. Патроны перетрить тряпкою, колы заряжаете дискы. Як по маслу патрон должен в дуло йты. Усе на соби попрыв’язуйтэ, пришийтэ, щоб нидэ не брязнуло, не грюкнуло…

Издали доносится эхо выстрелов. Они то затихают, то учащаются.

— Нервують фрыци, — прислушивается старик, — душа жызни просыть, а тут — ганяйся за партызанамы…

Быстрым шагом подходит к командиру начальник разведки — невысокий плотный мужчина с окладистой бородой.

— Пытаются закрыть нам дорогу, — говорит он на ходу, — но пока ждут танков…

— Пизно закрывають, — усмехается командир, — нас уже тут нэма! Що чуваты, Иван Иванович?

— Разведданные показывают, что рядом с нами идет какое-то большое партизанское соединение. Народ передает: имеются танки, самолеты, тяжелая артиллерия…

Старик в восторге хлопает себя плетью по сапогу:

— От здорово! Знает, яке то соединение? Нэ знаеш? А ще начальник розвидкы! То ж мы! Щоб я вмер, що то мы!

— Но у нас нет пока ни танков, ни самолетов!..

— Немае, кажеш? А народ хоче, щоб воны в нас булы. Значить, воны в нас е!

— Правильно! Как я не догадался…

— Догадуйся, интеллигент!.. Казав Мышко, що твоя группа вертаеться из мистечка? Без шуму, чи з боем?

— Передали с заставы по телефону — все целы, с ними постороннее лицо…

— Оце вже ты, Ивановичу, перегнув!.. Якись у тэбэ казенни слова — "посторонне"… Не посторонне, а риднэ, он як! Це ж, можна сказать, — гвардеець пидполля… Нас тысячи вкупи, а вин идэ сам… Идэ, виконуе задание…

Впереди появляется комиссар соединения. Это высокий, чернявый, с густыми усами военный, ладно одетый, с четкими движениями и твердым шагом.

— Артем Сидорович, — говорит он командиру, — прошу твоего совета. Случай такой, что никак в нем не могу разобраться без твоей помощи.

— Нэ хытры, Сэмэнэ, — недоверчиво взглядывает старик, и глаза его смеются, — уже, мабуть, щось придумав, щоб из мэнэ, старого, посмиятысь? Грих тоби будэ на тим свити…

Они идут вместе, и видно, что это вернейшие друзья, спаянные на жизнь и на смерть, мужественные, закаленные, достойные друг друга.

— Хорошие шутки, — смеется комиссар и обходит кусты, выходя на полянку. Там стоит партизан с автоматом, а перед ним старый дед-крестьянин, корова й две дивчины: старшая и младшая — лет 16. Младшая никак не может угомонить корову, мотающую головой и все порывающуюся куда-то идти.

— Що скажэтэ, люды добри? — обращается командир.

— Мне самого командира нужно. — отвечает дед.

— А може це вин перед тобою й стоить, — говорит командир, внимательно оглядывая всех пришедших. Он при этом небрежно распахивает свой "серяк", чтобы дед успел заметить у него на груди ордена и звезду Героя. — Можеш говорыты все одкровенно… Дочок сватать прывив? Дак мы вси вже жонати! Одружылыся з партызанським движением!..

— Вы не смейтесь, — с обидой в голосе говорит дед, — я к вам, как к Советской власти, а вы с шуточками!..

— Тоди — другэ дило, — замечает командир, — выкладай твое дило, бо нам уже час рушаты…

Командир смотрит при этом на часы.

— Коли не смеетесь, — говорит дед, — то здравствуйте…

Он протягивает командиру руку и по-крестьянски обстоятельно здоровается.

— Слух про тебя хороший в народе бежит. Будто много вражеской крови на землю выпустил. Никогда не отступал, и сам Сталин поручил тебе поднимать народ против оккупантов. Сынов у меня нет, привел к тебе дочерей…

Командир глянул на комиссара, уловил у того в глазах улыбку и досадливо крякнул, хлопнув плеткой по сапогу.

— Может, ты сомневаешься? — забеспокоился крестьянин. — Они послушные у меня, на любое дело лютые! Прикажешь воевать — они винтовку возьмут, прикажешь стирать, варить или раненых носить — тоже лучше не надо! Сам бы пошел, да здоровье не то, плохо вижу, ноги — как колоды… Корову даю за дочерьми, чтобы не сказали люди, что с пустыми руками идут…