Лев Митрофанов - Суд матери

Я б л о к о в а. А ну как перепутают?!

Молчание.

Нервы у вас, Елена Владимировна, нечеловеческие.

Е л е н а. Жена солдата. Привыкла.

Я б л о к о в а. Да и сами майор по званию…

Е л е н а. А я и в медицинский-то пошла, наверное, ради того, чтобы с мужем быть вместе. Всю жизнь вместе.

Я б л о к о в а. Ну, за полковником — это еще можно.

Е л е н а. Тогда-то он еще старшим лейтенантом был.

Я б л о к о в а. Все не прапорщик. Как мой. Надо же: ни тебе офицер, ни тебе солдат.

Е л е н а (не сразу) . Не любите вы его, Фаина.

Я б л о к о в а. Муж он мне, что ли, любить-то обязательно?

Е л е н а. Зачем же тогда его и себя мучить?

Я б л о к о в а. Отпустила б, так к другой ведь уйдет. Добро бы к лучшей, сама бы спровадила, а то будет шатуном шататься или мымра какая-нибудь подцепит.

Е л е н а. Поженитесь.

Я б л о к о в а. Что это будет за жизнь? Старую армейскую поговорку знаете, когда у офицера тройной праздник: в баньке побыл, рюмочку выпил и ночь спокойно поспал под боком у жены!.. А недавно гляжу в окно, ребятишки играют, и мальчонка лет этак шести такую же девчушку кличет: «Онищенко!» Не по имени, а как взрослые друг к дружке, будто военные. «Онищенко!» — всплакнула даже… Во имя чего нам все это?

Пауза.

Е л е н а. Помню, как-то мужа вот так же по тревоге подняли. Вскинулась, а… волосы к подушке примерзли: зима была на дворе, а мы в землянках еще жили. Взяла нож кухонный и отрезала. А косища была, ну, верите, с руку.

Я б л о к о в а. Косу такую?! Я бы ни в жисть!

Е л е н а (не сразу) . Одна моя подруга от мужа-сапера ушла. А он приказ в ту ночь получил объект разминировать. На мине и подорвался. Нервы сдали.

Я б л о к о в а. Господи…

Е л е н а (обняла ее за плечи) . А ведь есть и у нас свои радости. Зайди в любой дом, в любую семью — последнее от себя оторвут, и хлеб, и кровь, и кров. А случись какая беда — любому своего ребенка доверить можно: будет и ухожен, и лаской согрет, и никогда не узнает, что такое… сирота. Братство людей военных — это великое братство.

Над рощей пролетело звено десантных самолетов.

Я б л о к о в а. «Аннушки» пошли… Сейчас десантников сбрасывать будут. Сотни куполов в небе, красотища!

Е л е н а. Каждый прыжок — это кусок от сердца…

Я б л о к о в а. И ваш там?

Е л е н а. Сегодня у него тысячный прыжок.

Я б л о к о в а. Прыгал столько?! Это же надо — тысяча!

Е л е н а. Первое время, бывало, он в самолет, а я — за спицы и вязанье: говорят, нервы это успокаивает. Верите, глянула как-то — полон чемодан недовязанных вещей лежит. Храню как память. А вы давно в торговле работаете?

Я б л о к о в а, Пятнадцать лет за буфетной стойкой. Чего уж тоже не насмотрелась только. Официантка одна у меня работала. Как клиент сдачи у нее потребует — она рыдать начинает. А одна мужу изменяла лихо, никак поймать не мог. Муравьи подвели: из лесу пришла, а они на мужа набросились, кусаются, проклятые. Разошлись.

Е л е н а (укоризненно) . Фаина Никитична, вечно у вас истории какие-то анекдотические…

Я б л о к о в а. Ох, язык у меня, недаром здесь прозвали «Би-би-си!»

Где-то неподалеку вспыхнула солдатская песня.

Не мой ли это прапорщик роту свою ведет? (Быстро прихорашивается.) За подкрашенными глазами нужен глаз да глаз, не то краска потечет.

Е л е н а (надела халат) . С учений возвращаются. Ну, мне пора на осмотр. (Уходит в палатку.)

Я б л о к о в а. И я сгину. А то еще подумает, что по нем сохну… (Исчезает.)

Голос Алейникова: «Рота, стой! Вольно. Привал».

Появляются прапорщик А л е й н и к о в и старший сержант Д о б р ы д е н ь. За ними Ф е д о р, Ч х е и д з е, А х м е д о в и М а р у т а. Они в голубых беретах, защитной форме, из-под расстегнутого ворота видны голубые тельняшки, в руках автоматы, у пояса нож.

А л е й н и к о в. Товарищ старший сержант!

Д о б р ы д е н ь. Слушаю, товарищ прапорщик!

А л е й н и к о в. Ваше отделение (смотрит на ручной секундомер) проиграло «противнику» целых одиннадцать секунд! Почему? В чем причина?

Д о б р ы д е н ь. Рядовой Прометеев не мог поразить движущуюся мишень.

А л е й н и к о в. Опять Прометеев… Мазила!

Ф е д о р. Никак нет, товарищ прапорщик. Решил взять ее в плен живьем!

А л е й н и к о в. Остришь, Прометеев? Наряд вне очереди. В карьер за песком.

Ф е д о р. Товарищ прапорщик, а больше некуда? Меня и так «карьеристом» прозвали.

А л е й н и к о в. Пререкаться с командиром? Еще наряд.

Ф е д о р. Я не пререкаюсь, я сопротивляюсь. А опираться можно только на то, что оказывает сопротивление. Физика учит.

А л е й н и к о в. А у власти есть другая особенность: она способна течь только сверху вниз. Я из вас сделаю солдата! А гражданское, этакое залихватское… со шмотками сдайте старшине на склад вместе с тоской по дому, вздохами по девушкам и прочей житейской суетой. Отныне все ваши хлопоты и заботы я беру на себя. Сроком на два года!

А х м е д о в. Вах, спасибо, товарищ прапорщик. Дружку письмо напишу, сто рублей ему должен, теперь пусть с вас требует!

А л е й н и к о в (улыбнулся) . Сметлив, в солдатском это характере. Товарищ старший сержант, произведем смотр роте.

Идут.

И запомните: отдых восстанавливает силы, но ослабляет волю…

Д о б р ы д е н ь. Так точно, товарищ прапорщик!

Алейников и Добрыдень уходят.

Ф е д о р. Ну, денек!.. Заграждения из колючей проволоки, потом преодолей горящий барьер, потом ров с водой, потом зубами вцепись в берег и держи оборону, и еще черт знает что! И все жми-дави: секундомеры включены, будь они трижды…

Ребята валятся на траву.

Ч х е и д з е. А я вот люблю эту напряженную жизнь, мужчиной себя настоящим в ней чувствуешь.

А х м е д о в. А ты, Прометеев, просто трус.

Ф е д о р. Храбрость проистекает от… недостатка воображения последствий. А я свою жизнь в соцстрахе еще не застраховал.

А х м е д о в. Вах, я что, тебя хуже, другие хуже?!

Ч х е и д з е. Самолюбия в тебе ни на грош нет, Федор. И в кого ты такой уродился?

Ф е д о р. Один на охоте на самолюбии по гладкой сосне от медведя на самую макушку залез. (Отвернулся.) Личность мою сплющили, расщепили…

Ч х е и д з е. Голос у тебя как зурна жалобный, в Грузии инструмент такой есть.

Ф е д о р. А у меня не инструмент, а душа! Да что там, слова бессильны передать мои эмоции! Вот только здесь, на плацу, понял: человек — это ничто. Ничто, возведенное в степень Гражданина лишь жалким нашим самолюбием. Тобой может шпынять первый попавшийся сержант!

Ч х е и д з е. Сержант — наш командир.

Ф е д о р. Послушай, ты во всем такой «морально упитанный»?

Ч х е и д з е. Я не гостем сюда пришел, а в дом родной. Офицером буду, как отец. Наш род от самого Багратиона идет… У тебя есть отец?

Ф е д о р. Нету.

Ч х е и д з е. Это мать тебя на пристани провожала? Святая женщина, при сыне-то таком.