Леонгард Франк - Пьесы [Авторский сборник]

Председатель. Благодарю вас, господин доктор. Садитесь.

Доктор Мартин садится на скамью свидетелей. Прокурор поднимает руку.

Господин прокурор?

Прокурор. Полностью принимая во внимание чувства господина свидетеля, который, как мы слышали, и сейчас готов жениться на обвиняемой, я все же должен заметить, что его поэтический порыв, быть может, и годится для любовного романа, но совершенно неуместен на судебном заседании, где речь идет о наказании за самое тяжкое преступление, которое может совершить человек.

Защитник. Господин председатель, я прошу предоставить слово обвиняемой. Пусть она сама расскажет о том, что она выстрадала при нацистском режиме после убийства ее родителей.

Председатель (Руфи) . Вы можете рассказать нам об этом?

Руфь (встает, безучастно) . Меня привели на товарную станцию и поместили в вагон для скота. В вагоне уже было шестьдесят евреев. Мужчины, женщины, дети. Потом привели еще двенадцать. (Пауза.) Нас везли три дня. Сесть было негде. (Пауза.) В Освенциме вагон открыли. Двое умерли в пути. (Пауза.) На вокзале ждали эсэсовцы. Они били нас плетьми. (Пауза.) Была ночь. Небо было красным от зарева. Это были печи крематория. (Пауза.) Прибывших рассортировали: построили отдельно детей, стариков, молодых мужчин, старух, молодых женщин и девушек. (Пауза.) По дороге в лагерь лежали трупы. Эсэсовцы сказали — это за то, что они вышли из строя. (Пауза.) У входа в лагерь стоял доктор Менгеле. Он показывал, кому куда идти — налево или направо. Люди плача цеплялись друг за друга, потому что не хотели расставаться с детьми и родными. (Пауза.) Детей и родных они больше не увидели: малышей и стариков сейчас же убили в газовых камерах. (Пауза.) В эту ночь в Освенцим пригнали еще тысячу евреев. К утру в живых осталось не более ста. (Пауза.) На следующий день меня и еще двух еврейских девушек отправили в концлагерь. Мои спутницы сошли с ума. Их убили. (Садится.)

Председатель (после паузы) . Господин прокурор, у вас имеются еще вопросы к свидетелям или к обвиняемой?

Прокурор. Благодарю вас, нет!

Председатель. У вас, господин защитник?

Защитник. Господин прокурор не счел нужным разыскать и вызвать в суд других свидетелей, присутствовавших при убийстве родителей фрейлейн Боденгейм. Не могу не выразить по этому поводу своего удивления. При убийстве супругов Боденгейм присутствовало около ста человек: помимо нескольких непосредственных участников убийства там было немало зевак. Мне кажется, суду было бы интересно знать, почему господин прокурор разыскал и вызвал сюда лишь трех свидетелей. (Пауза.) Господин прокурор не смог, опираясь на сбивчивые показания трех приглашенных им свидетелей, доказать, что супругов Боденгейм первым начал избивать не Цвишенцаль и что Цвишенцаль не спровоцировал убийство Боденгеймов. (Пауза.) Я считаю своим долгом обратить внимание суда на еще одно исключительно важное обстоятельство. После падения нацистской власти Цвишенцаль остался безнаказанным, хотя свидетели Франк и Фаулыптих, как я только теперь узнал, тотчас же после окончания войны обратились с соответствующим заявлением в прокуратуру. В начале этого года, когда Цвишенцаль оказался под следствием по обвинению в спекуляции валютой, оба этих свидетеля вновь обратились в прокуратуру. На этот раз господин прокурор допросил Цвишенцаля, однако не счел необходимым выдвинуть против него обвинение.

Председатель. Господин прокурор, вы желаете что-нибудь сказать по этому поводу?

Прокурор. Господа судьи! Позвольте заметить следующее. В то время когда господа Франк и Фаулыптих впервые, то есть сразу же после окончания войны, обратились в прокуратуру, Цвишенцаль находился за границей и, несмотря на многолетние розыски, найден не был. Когда же господа Франк и Фаулыптих в начале этого года вновь обратились в прокуратуру, я подробно допросил их, равно как и ряд других свидетелей происшествия на Рыночной площади. Однако их показания оказались чрезвычайно сбивчивыми и противоречивыми. Это было такое сумбурное сплетение обвинений и опровержений, какого я еще не встречал… Господа судьи! Когда происходит несчастный случай и, скажем, пятеро прохожих оказываются свидетелями этого случая, то нередко все пять очевидцев через несколько минут описывают случившееся совершенно по-разному. Эта различная оценка случившегося очевидцами — факт, знакомый нам всем по опыту… И вот перед нами инцидент, происшедший на Рыночной площади несколько лет назад. Насколько сложнее установить истинные, действительные обстоятельства спустя такое долгое время!.. И все же я решил возбудить дело против Цвишенцаля. Если бы не более срочные дела, я бы давно уже начал процесс против Цвишенцаля, хотя крайне противоречивые показания свидетелей не дают, по моему мнению, достаточных оснований подозревать Цвишенцаля в том, что это он убил супругов Боденгейм.

Защитник поднимает руку.

Председатель. Господин защитник?

Защитник. Странно! Показания свидетелей, которых я вызвал, отнюдь не были противоречивы. Напротив! Все они ясно доказали, что есть более чем достаточные основания подозревать Цвишенцаля в убийстве родителей обвиняемой или, по меньшей мере, в подстрекательстве к убийству. Не менее странно и то, что прокуратура с момента падения нацизма и до настоящего времени так и не удосужилась привлечь к суду Цвишенцаля… Господа судьи! По немецким законам, суд должен принять во внимание мотивы и обстоятельства преступления. При этом нельзя игнорировать и то, что прокуратура провела разбор этого крайне щекотливого для нее дела в высшей степени поверхностно. Я надеюсь, что присяжные учтут, что Цвишенцаль, которому, по немецким законам, полагается пожизненная каторга, остался абсолютно безнаказанным и даже не был привлечен к ответственности.

Председатель (после паузы) . Теперь мы выслушаем заключение господ экспертов. (Пауза.) Господин доктор Штамм, прошу вас.

Вперед выходит судебный эксперт, мужчина лет сорока.

Господин доктор Штамм, вы судебный врач. Вы наблюдали обвиняемую в психиатрической клинике университета в точение шести недель?

Судебный эксперт. Совершенно верно.

Председатель. Прошу вас изложить нам ваше заключение.

Судебный эксперт. Фрейлейн Боденгейм, которая была помещена в Освенцим и там неоднократно подвергалась насилию со стороны эсэсовцев, в возрасте семнадцати лет, будучи еще невинной девушкой, представляет с точки зрении психиатрии чрезвычайно трудный случай. Случаев подобного рода до нацистского режима не было… На первый взгляд обвиняемая кажется нормальной. Но это впечатление обманчиво. Из бесед с фрейлейн Боденгейм во время ее пребывания в предварительном заключении я убедился, что у нее вследствие тяжелых душевных потрясений, перенесенных в публичном доме, атрофировались все чувства и она утратила все условные тормозящие рефлексы, которые необходимы для жизни в обществе. Из этого следует, что ей не присуще более сознание вины и ответственности (Пауза.) Руфь Боденгейм, эта жертва прежнего режима, заслуживающая самого глубокого сочувствия, не может отвечать за свои поступки. Я рекомендую поместить обвиняемую в лечебницу и считаю ее выздоровление возможным.