Леонгард Франк - Пьесы [Авторский сборник]

Стекольщик Эбенхольц. Словом, нисколько она не сумасшедшая. Да разве можно бедную девушку, намаявшуюся в концлагере, засадить теперь еще и в тюрьму. Да я себе этого в жизни не простил бы.

Доктор Бук. Давным-давно, очень давно, в английской судебной практике был подобный случай. Присяжные сочли обвинение противозаконным и отказались вынести приговор. Обвинение было снято.

Стекольщик Эбенхольц. Я имею дело с точными приборами! Там часто бывает — попадется какая-нибудь хитрая штука, и не знаешь, как с ней быть. Так вот и сейчас, в этом проклятом суде, я чувствую себя не лучше. Все время я думаю о том, как нам выпутаться из такого мудреного дела. Мне кажется, эти англичане поступили справедливо. Просто и правильно.

Второй заседатель (спокойно) . В немецкой судебной практике подобного случая еще не было. У нас не может быть такого положения, чтобы присяжные отказались вынести приговор.

Доктор Бук. Да, к сожалению, это невозможно. В деле Руфи Боденгейм это особенно печально.

Господин Хеберлейн. Не хватает нам только повести себя, как эти английские присяжные. (Внезапно взрывается.) Нет, это невероятно! Человек совершает преднамеренное убийство, а здесь всерьез обсуждают, не отпустить ли его просто-напросто на свободу. Это же чудовищно! Значит, любой из нас может пристрелить кого заблагорассудится, а потом спокойненько покуривать сигару.

Председатель (спокойно) . Это означало бы анархию. Каждый, кто нарушает закон и право, должен быть наказан, даже если он и достоин сочувствия. (Пауза.) Я снова разъясняю присяжным то, о чем говорил в начале совещания. Если вы разделяете мнение господина судебного эксперта, то обвиняемая в силу своего душевного состояния не может отвечать за свои поступки. В этом случае она будет помещена в дом умалишенных.

Стекольщик Эбенхольц. Когда я вспоминаю сумасшедший дом, где вставлял стекла, я говорю себе: лучше в могилу, чем в сумасшедший дом.

Фрау Эбель (откидывается на спинку стула) . Но девушка же не сумасшедшая.

Стекольщик Эбенхольц. Еще чего! Конечно, нет!

Председатель. Если же вы придерживаетесь мнения господина профессора Крепелино и считаете, что обвиняемая была и пребывает в здравом уме и твердой памяти, то вы должны решить, виновна ли обвиняемая в совершенном убийстве и должна ли она быть осуждена в соответствии с законом или нет.

Кузнец Готлиб (про себя) . Что касается меня, то я уже решил: ни тюрьма, ни сумасшедший дом.

Председатель (после паузы) . Сейчас мы перейдем к голосованию. Разрешите мне, господа присяжные, разъяснить вам следующее: евреи и православные, негры и азиаты — все они люди, наделенные как хорошими, так и плохими качествами. И перед лицом суда все они одинаковы и равноправны. (Заглядывает в список присяжных и с легким поклоном, дружелюбно обращается к фрау Эбель.) Фрау Мария Эбель, вы здесь, среди присяжных, самая молодая. Пожалуйста, скажите откровенно ваше мнение: виновна обвиняемая в убийстве или нет?

Фрау Эбель (взволнованно) . Да как же я могу согласиться с тем, чтобы эту бедную девушку, пережившую такие ужасы в концлагере — ей же всю жизнь загубили, — теперь еще и отправить в тюрьму. Нет, на такое я просто не могу пойти, сердце не позволяет.

Председатель (с легкой улыбкой) . В таких случаях надо решать не сердцем. (Серьезно.) Вы должны судить лишь на основании фактов. А факт вы знаете — обвиняемая убила господина Цвишенцаля.

Фрау Эбель (после паузы, подавленно) . Но если мне действительно сердце не позволяет сказать, что бедная девушка виновна! Если я просто этого не могу?!

Школьный учитель Дюрр. Удивительное сердце, которое не позволяет признать убийцу виновной!

Стекольщик Эбенхольц. Господин учитель, если у вас сердце — только мышца, такая же мышца, как, например, на руке, то вы можете спокойно признать обвиняемую виновной.

Школьный учитель Дюрр. Я запрещаю вам говорить со мной таким неприличным тоном!

Председатель. Господа, личные выпады присяжных друг против друга недопустимы. (Пауза.) Фрау Мария Эбель, скажите же наконец — виновна обвиняемая или нет?

Фрау Эбель (сквозь зубы) . Бедная девушка невиновна.

Председатель (записывает в своем списке присяжных) . Господин Хеберлейн, виновна обвиняемая в убийстве или нет?

Господин Хеберлейн. Убийство есть убийство! Совершенно независимо от того, что оправдательный приговор вызвал бы, разумеется, скандал среди общественности, я должен все же сказать, что…

Председатель. Ссылаться на точку зрения и мнение общественности вы не имеете никакого права.

Господин Хеберлейн. Я повторяю: совершенно независимо от этого я должен все же сказать, что мне не позволила бы совесть делать из убийцы невинную овечку. Нет, совесть не позволяет.

Кузнец Готлиб. Уж если у вас такая нежная, чувствительная совесть, может быть, вы скажете нам, что же должна была делать обвиняемая, узнав, что убийца ее родителей не только не наказан, но даже и не привлечен к суду. Как должна была вести себя обвиняемая?

Господин Хеберлейн (подумав, пожимает плечами) . Не знаю.

Кузнец Готлиб. Это удобная позиция. (Пауза.) Представьте-ка себе теперь, что Цвишенцаль убил ваших родителей. Ваших! Как бы вы себя вели, если бы убийца ваших родителей оставался безнаказанным?

Господин Хеберлейн (после паузы) . Господин председатель, я должен отвечать на этот вопрос?

Председатель. Вы должны бы на него ответить, но вы не обязаны это делать. Никто на свете не пользуется такой свободой, как присяжный в суде. Он может как высказать свое мнение, так и отказаться ответить на вопрос.

Господин Хеберлейн. Тогда я воспользуюсь этим правом. Я не намерен отвечать.

Доктор Бук. Господин Хеберлейн, отказываясь отвечать на вопрос, что бы вы сделали, если бы Цвишенцаль убил ваших родителей, вы, по-видимому, хотите сказать: пусть себе убивают чужих родителей, только бы не моих.

Господин Хеберлейн. Право есть право.

Доктор Бук. Но ведь это с вашей стороны — верх эгоизма и несправедливости!

Председатель. Я должен отклонить это замечание.

Доктор Бук. Один вопрос, господин Хеберлейн! Вы антисемит?

Господин Хеберлейн. С чего вы это взяли?

Доктор Бук. Да с того, что вы во время заседания все качали головой и бормотали про себя: христиане и евреи никогда не сойдутся, их разделяет кровь… Господин Хеберлейн, на основании нелепой расистской теории Гитлера были уничтожены миллионы ни в чем не повинных евреев. Ваше замечание является доказательством того, что на процессе еврейки Руфи Боденгейм вы едва ли способны объективно судить о поступке обвиняемой. И вы явно не учитываете причины, по которой обвиняемая застрелила убийцу своих родителей, причины, заключающейся в таком противозаконном факте, что убийца родителей Руфи Боденгейм не был наказан.