Елена Каплинская - Пирс для влюбленных

Нитова. Нет. Его увезли в тыл.

Журналист. Как?!

Нитова. Постойте, постойте… (Хватает конверт, шелестит бумага.) Боже мой! Я же тут пишу — «если доживет до утра…». Боже мой! Страшный смысл. А ведь он дожил. Полковник говорил — сердце стальное! И, потом, паралич у него был не органический, а от шока. Поэтому я так написала. Но кризис миновал. Как я могла так написать?..

Пауза.

Журналист. Хотите глоток воды?

Нитова. Неужели я… была такой в восемнадцать лет?

Журналист. Какой?

Нитова. Глупой. Безжалостной. Легкомысленной.

Журналист. В восемнадцать лет мы все немножечко такие.

Нитова. Но тогда была война!

Журналист. Не надо. Успокойтесь.

Нитова. Что с ним случилось? Расскажите мне, почему к вам попало это письмо? Я… сломала чью-нибудь судьбу? Говорите же!

Журналист. Нет. Нет. Нет. Сядьте. Не надо так.

Нитова. А как? Ведь сейчас мне не восемнадцать!

Журналист. Давайте поговорим. Поговорим обо всем. Спокойно.

Нитова. Потапов жив?

Журналист. Нет. (Пауза.) Но сведения о том, что он похоронен в братской могиле, получены из вашего госпиталя.

Нитова. Это ошибка! Ошибка!

Журналист. Не торопитесь. Подумайте.

Нитова. Я провожала его до вагона. Понимаете? Я это отлично помню. Носилки… Носилки нес мой жених. Нас уже двое, понимаете? Двое свидетелей! Я. И мой муж. Вызвать его сюда?

Журналист. Нет-нет. Зачем, раз вы это хорошо помните? Постойте. Что делать?.. Значит, так: надо узнать, в какой госпиталь его отправили…

Нитова. Я должна была написать им. Как обещала. Должна была.

Журналист. Послушайте…

Нитова. Восемнадцать лет — не оправдание. Иногда люди расплачиваются за них всю жизнь.

Журналист. Не вы же сообщили о… братской могиле.

Нитова. Не я! Но я могла сообщить правду!

Журналист. Всей правды мы, выходит, еще не знаем…

Садик возле окна. Диалог Гаврилыча и Ручкиной продолжается.

Гаврилыч. Эй, погоди, погоди… Ну борщ, борщ-то при чем?

Ручкина. Мне надоело. В какой рубашке спал, в той и пошел. Ну имеет право человек хоть рубашку сменить?

Гаврилыч. Твой-то супруг много в чистых рубашках фигурировал?

Ручкина. Без сравнения.

Гаврилыч. Впрочем, я в женских делах… не берусь.

Ручкина. Не берись. (Помолчала.) Давай, я уж хоть тебе дырку зашью. Нельзя же в таких штанах прогуливаться.

Гаврилыч. Я больше сидеть стараюсь.

Ручкина. Ты усидишь, как же. Все тебе какая-нибудь прогулка, глядишь, и подвернется. (Протягивает ему из окна.) На-ка вот. Держи иголку, держи нитку. Вдень, покуда выйду.

Гаврилыч (пытается попасть в ушко ниткой). Да ну ее… ушко небось полмикрона, не более. Такие отверстия в быту непригодны… Тут без приспособления не выйдет.

Ручкина (выходит из парадного, идет к нему). Я тебе сейчас продемонстрирую. Что в быту пригодно. (Вдевает нитку.) Раз-два. Готово. Вот оно, приспособление, видал?

Гаврилыч. Уважаю.

Ручкина. Повернись. Этой, как ее… пробоиной.

Гаврилыч. Глаза закрой.

Ручкина. Сам закрой.

Гаврилыч. Стесняюсь. Войди в положение.

Ручкина. Такого приспособления нет — с закрытыми глазами шить.

Гаврилыч. Я лучше сам.

Ручкина. Повернись! (Силой поворачивает Гаврилыча.)

Гаврилыч. Зачем мне красота? Кто на меня смотрит?

Ручкина (угрожающе). Пришью к этому… к белому.

Гаврилыч. Ты разглядываешь! Это нечестно!

Ручкина. Ага. Любуюсь. (Шьет.)

Слышится звук подъезжающей автомашины, скрип тормоза.

Батюшки…

Гаврилыч. Ты это что?

Ручкина. Автомобиль…

Гаврилыч (жалобно). Неужели это иголкой…

Ручкина. Гляди, Гаврилыч! Автомобиль! Настоящий. Из моего сна.

Гаврилыч. Гляжу. (Смотрит.) Нормальные «Жигули». Новенькие.

Ручкина. Эта самая машина мне ночью приснилась. Возле нашего подъезда стояла… и Лапшин с ней шептался.

Гаврилыч. Лапшин? Шептался? Не может быть. Зачем ему с «Жигулями» шептаться?

Ручкина. Смотри, вылезает. Товарищ, вы кого ищете?

Появляется Автомобилист.

Автомобилист. Я-то? Я Лапшина сродственник.

Ручкина. Лапшина! (Села на лавочку.)

Автомобилист. Что так удивляетесь? Не может быть сродственников у Лапшина?

Ручкина. Слышь, Гаврилыч? Именно у Лапшина… Извините, а откуда вы с этим… с «Жигулями» этими?

Автомобилист (улыбается). Я-то? А в чем дело? (Идет мимо нее и Гаврилыча, направляется к парадному.)

Ручкина. Дело в том…

Лапшин (выбегает из парадного, тащит тяжелый ящик). Что тут, что тут? Ты чего рано приехал?

Автомобилист. Да как управились, Сашок…

Лапшин (прерывает). Ладно. Иди наверх.

Автомобилист. Не могу. Мне председатель сказал…

Лапшин (прерывает). Ладно. Знаю. Картонку поэтому сразу тащу. Помоги-ка…

Автомобилист (громко). Это мой телевизор! Сейчас загрузим. Освободилось место от помидо…

Лапшин (прерывает). Ладно. Пошли.

Оба тащат ящик.

Ручкина. Ну, Гаврилыч, слушай: машина эта была наяву. Ночью. И шептались они наяву.

Гаврилыч. Не может быть. О чем тут шептаться?

Ручкина. Да. Вот это вопрос.

Лапшин (негромко, Автомобилисту). Я тебе велел позднее приехать. Как стемнеет.

Автомобилист (негромко). Да не могу я до темноты дожидаться. Мне обратно надо. Председатель еле-еле до утра отпустил. Потому что овощ портился. В положение вошел.

Лапшин. Плевал я на твое положение. Понял? Плевал.

Автомобилист. Ну-ну, ты не очень. Яблок тебе привез, огурцов. Тоже от нас питаешься.

Лапшин. Не нужно мне твоих огурцов. В магазине куплю, как все.

Автомобилист (удивился). Что с тобой, Сашка?

Лапшин. Приезжаешь тут на «Жигулях», телевизор цветной увозишь… А кто ты есть? Простой колхозник, больше никто. На рынок огурцы возишь…

Автомобилист. Нельзя, что ли?

Лапшин. Можно! Можно!

Автомобилист. Так в чем вопрос?

Лапшин. Приезжай, я тебе сказал, ночью! Тут люди живут… заслуженные. Рабочие, вроде меня. Друг мой, Герой Советского Союза. Тоже рядом живет. У нас ни у кого «Жигулей» пока нет. И телевизор цветной не у каждого. Ты на рынок приезжаешь, деньги с них трудовые берешь, «Жигули» тебе в первую очередь без очереди продают, так приезжай хоть ночью, не совести меня перед этими людьми!