Ханс Янн - Томас Чаттертон

Томас.Язык вкусен, дешев и питателен. К тому же потребность поесть я испытываю в основном по ночам.

Миссис Баланс.Вся ваша жизнь — сплошной хаос. Я в самом деле не понимаю, столуетесь вы у меня или нет.

Томас.Конечно, да, кузина; однако мне представляется правильным, чтобы мы отказались от совместных трапез до той поры, когда я ликвидирую свою задолженность.

Миссис Баланс.Не могу же я позволить тебе умереть с голоду!.. Ужин, между прочим, готов.

Томас.Очень любезно, что вы напомнили мне об этом; но сейчас я погрузился в работу — глубже, чем всегда.

Миссис Баланс.Я уже ухожу. Вы неисправимы. Люди порядочные так себя не ведут, Томас Чаттертон. Вы, похоже, родились в несчастливый час.

(Уходит).

(Томас Чаттертон рвет на мелкие клочки лист бумаги, начинает писать снова. В дверь стучат).

Томас.Кто там еще?

(Входят мистер Уолмсли и его племянник Джек).

Мистер Уолмсли.Простите, если мы вам помешали, мистер Чаттертон; но дело безотлагательное. Речь идет о моем племяннике: вот этом, который делит с вами постель, мистер Чаттертон. Он вас боится. Не так ли, Джек, ты ведь боишься этого господина?

Джек.Да.

Томас.Не понимаю. Ничего плохого я вашему племяннику не сделал. Я обходился с ним дружелюбно.

Уолмсли.Он говорит, что время от времени, когда вы остаетесь вдвоем, вы неотрывно смотрите на него четверть часа или даже полчаса, не произнося ни слова, — смотрите с жутковатой пристальностью. Ему почти пятнадцать. В этом возрасте человек ощущает в себе какие-то телесные изменения и смущается, когда его так пристально рассматривают. Не правда ли, Джек?

Джек.Да.

Уолмсли.Он еще говорит, что, насколько ему известно, вы, мистер Чаттертон, не спите, когда лежите с ним рядом. Что будто бы вы привыкли ложиться очень поздно — порой в три или четыре часа утра. Но и тогда ваши глаза не закрываются, а пялятся в серые сумерки. Утром же, в пять или в шесть, когда Джеку пора вставать, ваши глаза будто бы все еще открыты и вы поднимаетесь одновременно с ним. Ты ведь так мне рассказывал, Джек?

Джек.Да.

Уолмсли.Почти каждое утро комната усеяна клочками бумаги, не больше шестипенсовика, — разорванными листами, которые вы исписали ночью, крошечными буквами. Не так ли, Джек?

Джек.Да.

Уолмсли.Он еще говорит, что вы будто бы питаетесь чуть ли не одним воздухом: вам, дескать, хватает нескольких глотков воды, двух-трех кусков хлеба, с прибавкой — дважды в неделю — вареного языка, который вы достаете из кармана. Ведь ты так говорил, Джек?

Джек.Да.

Уолмсли.Он вас считает призраком, а не человеком. Он боится. Он больше не хочет спать с вами в одной постели и делить с вами комнату. Это я и хотел вам сообщить, мистер Чаттертон. Дело серьезное. Мы с супругой поставили для него кровать в комнате его сестры; дочке почти семнадцать, ему — между четырнадцатью и пятнадцатью. Но другого выхода нет… Ступай, Джек, займись своими делами!

(Джек уходит).

Томас.Значит, комната наконец принадлежит мне одному.

Уолмсли.Это я и хотел сказать: вам так даже лучше, мистер Чаттертон. Я знаю, вы не пренебрегаете девицами. До сих пор вам приходилось посещать район между Черинг-Кросс и Флит-Дич. Отныне вы сможете время от времени приводить к себе модистку… или кого вы предпочитаете.

Томас.Если бы не мадам Баланс…

Уолмсли.Ваша кузина ведь не надзиратель над вами… В крайнем случае ее можно обмануть.

Томас.Не будем больше об этом, мистер Уолмсли. Моя жизненная задача — писать. Совсем без девиц мне не обойтись; но они — дело второстепенное.

Уолмсли.Вы живете в порядочном доме, понятное дело. Но я также понимаю, что природа требует своего. Вы ведь не бесплотный дух, за которого вас принимает суеверный юнец, — чтобы вы поняли меня правильно.

Томас.Джек считает мою работу ненужной, видит в ней что-то мертвое; мне больно такое слышать. Тот, кто кладет кирпичи и скрепляет их раствором, делает что-то зримое, его работу не назовут призрачной. Мой же взгляд устремлен далеко, в Далекое…

Уолмсли.Мы, мистер Чаттертон, люди простые. Нам с вами остается обговорить арендную плату. Вы отныне будете один занимать лучшую комнату в доме, и наценка вполовину прежней квартплаты кажется мне справедливой. Итак, вместо трех шиллингов в неделю, как прежде, вы теперь будете платить четыре шиллинга и шесть пенсов.

Томас.Договорились, мистер Уолмсли. Что касается моего старого долга —

Уолмсли.Это не срочно, сэр. Молодые люди порой попадают в затруднительное положение… Так что не тревожьтесь.

Томас.Очень любезно с вашей стороны.

Уолмсли.Не примите сказанное в обиду, прошу вас. Мальчишка прожужжал мне все уши… На сем разрешите откланяться.

(Уходит).

Томас (пишет) [20] Дальше цитируются строки из стихотворения «Аукцион», которое предположительно приписывается Томасу Чаттертону. .

(В дверь стучат).

Томас.Почему мне не дают работать?! Неужто помехам не будет конца? Входите — прошу вас!

(Входит Мария Рамси в дорожном платье).

Томас (вскакивает). Мария — Мисс Рамси — Полли, любимая!

Мария Рамси.Томас! — Томас Чаттертон — обнимите же меня!

Томас (обнимает и целует Марию). Вы в Лондоне. Из Бристоля сюда! Я уже потерял надежду.

Мария.Я должна раз и навсегда освободить вас от ревности. Перестаньте преследовать бедного Фаулера сатирическими стихами! Да, он молится на меня. Но это, в конце концов, его право — учитывая, что я совсем не дурнушка и вообще многим нравлюсь.

Томас.Полли!

Мария.Я не была любовницей Фаулера, если хочешь знать.

Томас.Зато теперь станете моей возлюбленной!

Мария.Томас… Вот я и приехала. Я ведь тогда, в Бристоле, обещала тебе.

Томас.Мария… Полли… Пусть тотчас повторится то, что было между нами в прощальный вечер.

(Снова обнимает ее).

Мария.Томас… Я должна сразу же ввести твою… и мою радость в определенные рамки: я останусь в Лондоне только на три дня.

Томас.От такого ограничения радость поначалу только усилится.

Мария (садится). Ты странный… Непритязательный… Я, конечно, не хочу становиться у тебя на пути…