Эдвард Радзинский - Дочь Ленина. Взгляд на историю…

К. Змея, которая не смогла сбросить старую кожу, погибает! (Кричит.) Мне очень плохо! (Хочет сесть на стул.)

ОНА. Туда нельзя, милый… Это место Куллерво Маннера.

К. пытается сесть на другой стул.

ОНА. Сюда нельзя, родной, здесь сидит твой секретарь Мауно Хеймо.

К. мечется между стульями.

ОНА. И сюда тоже. И все остальные, милый, заняты финнами, которых ты предал… Ложись-ка лучше в постель. И я спою тебе песенку, любимый… на дорожку.

К. У тебя меняется лицо… Оно колеблется…

ОНА. Тс-с-с, родной… (Поет финскую колыбельную.)

К. Айно! (Кричит.) Айно! Мне душно… Айно…

ОНА. Разве её сюда пропустят? Она очень просилась навестить тебя, твоя Айно… Но ты не захотел.

К. Кто ты?!

ОНА. Ты давно понял… (Нежно.) А теперь спи, любимый. Пора. (Закрывает ему глаза.)

Комната в коммунальной квартире. Старая Айно сидит у радиоприемника.

ГОЛОС ДИКТОРА. Страна прощается с верным сыном Коммунистической партии. Нескончаемым потоком идут советские люди… Заканчивается траурная церемония. Урну с прахом выносят из Колонного зала Дома Союзов…

Она выключает, плачет. И вновь включает радио.

ГОЛОС ДИКТОРА. Похоронная процессия направляется на Красную площадь. В церемонии принимают участие руководители партии и советского государства, а также Генеральный секретарь ЦК компартии Финляндии Вилле Песси. Урну с прахом устанавливают в нишу Кремлевской стены. Светлая память о товарище Отто Вильгельмовиче Куусинене вечно будет жить в сердцах советских людей и всего прогрессивного человечества. (Звучит траурная музыка.)

АЙНО. В сосновом гробу лежать тебе было бы лучше…

В темноте.

ГОЛОС РЕЖИССЕР. А. Будем снимать непрерывной камерой. И потому каждый ваш жест, каждое движение должны быть что?! От-репетированы!

ГОЛОС АССИСТЕНТА РЕЖИССЕРА ЗИНЫ: «Застрявший в заднице 60-ых» Кадр один, дубль один!

Стук хлопушки. Освещается Павильон на киностудии.

ВТОРОЙ РЕЖИССЕР. Фекин. идет по павильону, пристально вглядываясь в собравшуюся массовку.

ФЕКИН. «Здравствуйте, господа-товарищи, прохвосты и прохвостихи!

Девушка, яркая Блондинка, выходит вперед, шепотом:

БЛОНДИНКА. Я – Маша… Вам обо мне говорили.

ФЕКИН. «Маша с Уралмаша». Очень рад, я Боря с Лиона (Трясет руку.). Это рядом с Фрязино (девушке). Шаг вперед! Теперь манюркой к оператору. Только не надо! Не надо сразу лезть мордой в камеру! Держитесь поскромнее, барышня! (читает текст сценария) «Появляются Джазисты!»

Выходит Трио.

ФЕКИН. (Продолжает читать сценарий) Это Гитара – рассудительный пожилой человек, и Ударник – опечаленный молодой человек, и Трубач – оптимист. Рассаживайтесь и сразу пошел тексток!

УДАРНИК (печально). Сейчас они установят свет, начнется репетиция, а потом уже будет съемка.

ГИТАРА. (рассудительно) «Все-то вы знаете. Все-то вы видели? Это очень хорошо так много знать в молодом возрасте».

И тотчас вспыхивают юпитера. Появляется Режиссер, за ним этакой собачкой неотрывно поспешает ассистент Зина.

РЕЖИССЕР. (кричит) Фекин! Где этот сукин сын Фекин?

ЗИНА. Как обычно. В творческом буфете.

ФЕКИН. (выскакивая) Почему вы кричите! Я не разрешаю на себя кричать! Я набирал массовку!

РЕЖИССЕР. Бороды у массовки приклеены черте как! Посмотрите, на бороду Джазиста! Зина, дерните бороду и подарите ее Фекину!

ЗИНА (подходит к Ударнику, деловито). Простите. (Дергает его за бороду.)

УДАРНИК. Что вы делаете?

ЗИНА. У вас косо приклеена.

Дергает снова, борода не отрывается, и Зина, уже все поняв, от испуга снова дергает.

УДАРНИК. Это моя! Моя!

ЗИНА. Ну ваша. Ну и что? И зачем так орать!

РЕЖИССЕР. Бороды настоящие, а выглядят как приклеенные. Значит – плохо подстрижены. А это уже ваша вина, Зина.

В этот момент Блондинка, воспользовавшись суматохой, незаметно подвинулась к съемочной камере.

КИНООПЕРАТОР. (не отрываясь от камеры, умоляюще). Она опять…

РЕЖИССЕР. (Тотчас переключаясь, Блондинке.) Скажите, девица, почему вас непостижимо тянет к камере? Почему вы не хотите понять, что вы должны стоять на заднем плане, что вы – МАС-СОВ-КА! (махнул рукой) Читаем текст.

ФЕКИН. (читает сценарий) «Режиссер. Нечаев идет по коридору студии. Хор голосов – Здрассы… Здрассы… Здрассы»

БЛОНДИНКА: (глядя в текст с энтузиазмом) – Здрассы… Здрассы… Здрассы.

РЕЖИССЕР. А где же он?

ФЕКИН. Кто?

РЕЖИССЕР. (изысканно) Тот, ради кого мы все собрались. Герой фильма режиссер Нечаев, который, как справедливо написано в сценарии, сейчас «идет по коридору».

ФЕКИН. (стараясь официально) Артист, играющий роль кинорежиссера Нечаева… Как бы это сказать…

ЗИНА. Исчез!

ФЕКИН. Он не исчез, он летит!

РЕЖИССЕР. (все так же изысканно) Откуда и куда летит наш Ангел?

ФЕКИН. Откуда-то сюда! (переходя в наступление) Вы хотели знаменитого! Знаменитые снимаются!. Худшие в трехсот сериалах!. Лучшие в тысяче. Тысяче тысяч!

ЗИНА. Секс-символы!

РЕЖИССЕР. Найдите символа к обеду. И если не найдете я вас вместо него на небо отправлю. Как говаривал Ванюша Грозный: «Я вас, Фекин, на кол посажу и поверну!» (Задумался.) А пока… Пока буду за него репетировать я! Работать за сукина-символа! Работать за других, как всегда! Мне не привыкать!. Текст Нечаева!

(Зина тотчас жестом фокусницы достает из пустоты роль и передает Режиссеру)

РЕЖИССЕР. (к массовке) Итак, джентльмены, мы снимаем фильм из жизни загадочной страны по имени СССР. Это затонувшая Атлантида, она спит на дне. И мы с вами сейчас её… Что? Поднимем!

Трио тотчас заиграло-запричитало «Бэк ту юссср!.. Бэк ту юэссэр!»

РЕЖИССЕР. Не надо Битлов! Битлов нам тут не надо!. (массовке.) И будьте вдохновенны. Помните. Хорошо актерам в театре: сыграл – и унесло мгновенье. Осталась легенда. А у нас с вами – большая беда. Ваши рожи, вся ваша бездарность, ваши сытые похотливые глаза – они останутся на экране – НАВСЕГДА!.

ОПЕРАТОР. Я думаю здесь от среднего до крупного!

РЕЖИССЕР. (Подходит к джазистам)

ТРУБАЧ (Представляя Режиссера) Это Федор Федорович – постановщик фильма. А это – мои молодцы. Сидорук – барабан и электрогитара, товарищ Гитара-Жгунди…

РЕЖИССЕР. (поучительно) Ваша фамилия, голубок, звучит неприлично. Поэтому, представляясь, не уставайте извиняться: «Жгунди, простите за выражение». Ваш Джаз в нашем фильме он одновременно греческий хор. Этот отстой – наивный абсурдизм шестидесятых. В фильме ваше трио периодически будет вламываться в действие, произносить речитативом какой-нибудь абсурдный текст, и в заключение – глубоко вздыхать: «А-а-а!» Как греческий хор. Непонятно? Ну, в порядке бреда, один из вас говорит: «О, весна! Весной мы все влюблены! О, весна!». Другой подхватывает: «О, весна! Весной не хватает витаминов!..»