Каролина Литвинова - Квинтэссенция поддержания жизни

В комнате находился небольшой диванчик, с виду старее, чем само здание. На удивление, он не был ободран, он был просто очень пыльным. Маленький столик, на котором стояла пепельница и несколько пачек дешёвых сигарет. Пепельница была наполнена наполовину, а бутылка воды, стоящая неподалёку, была почти полной и выглядела свежей. Кажется, здесь часто бывают люди. Или один человек, как знать. Деревянный и на вид жёсткий стул стоял в самом конце комнаты, его было почти не видно из-за света только одной лампы. Он как раз таки и не был пыльным, наоборот, сверкал, словно его недавно протёрли мокрой тряпкой.

Парень презрительно посмотрел на диван, обошёл его и сел на стул. Откинувшись на отнюдь не мягкую спинку, он выжидающе посмотрел на неподвижно стоящую около двери, словно окаменевшая статуя, девушку. Её страх выдавала лёгкая, но всё же заметная дрожь. Ухмылка украсила и так отнюдь не доброе лицо парня и он, одним быстрым движением взял со стола пачку сигарет и словно из неоткуда появившейся зажигалкой зажёг небольшую свечку, которая стояла за большой пепельницей и по этой причине изначально была незаметна. Взяв сигарету в рот, он поднёс к ней свечку и шумно вдохнул первую порцию никотина. Негасимый свет на мгновение осветил его мрачное лицо, словно в яркий солнечный день. В эту секунду можно было подумать, что это не свеча придаёт тёплый оттенок его коже, а он сам светится изнутри. Но это было лишь видением и через секунду свеча снова опустилась на стол, а на бледное лицо налегла тень.

- Я привёл тебя в это место не просто так. Впрочем, ты не настолько глупа, что бы не понять этого, - он выдавил смешок, а Галина шумно сглотнула. Звук её собственного сердца отдавался в ушах настойчивым стуком, который словно долго и настойчиво уговаривал её бежать, бежать и бежать отсюда, как можно дальше, куда угодно, но главное больше никогда не видеть эти ледяные, безжалостные глаза. Что-что, но её инстинкт самосохранения мог похвастаться хотя бы тем, что он просто был, хоть и включался не так часто, как хотелось бы, - слушай внимательно и не перебивай, иначе потом сама пожалеешь об этом, - как будто она могла это сделать! Счастье, если она сможет двинуться с места, не то что сказать какую-то фразу, несущую смысловую нагрузку. Говоря, Радмир понимал это и ухмылка не сползала с его лица.

Он резко вытянул руку вперёд и затушил сигарету. Хотя на его лице не было и следов напряжения, руки были крепко сжаты и он чуть не сломал стеклянную пепельницу, пока тушил окурок.Рыжая зажмурила глаза и попыталась представить, что всё происходящее сейчас - сон. Её сон, в котором никто не сможет навредить ей. Неудачная попытка, слишком.

- Открыла глаза! - громкий и властный окрик заставил её резко распахнуть веки и со страхом в глазах взглянуть на злое лицо своего "похитителя". Он немного успокоился и снова свободно откинулся на спинку.

- Значит так. Всю ночь, с двадцать второго по двадцать третье октября я был с тобой. С 00:00 до 05:00 ты меня видела довольно близко и можешь со стопроцентной уверенностью сказать, что это был я и никуда не уходил, ни на час, ни на минуту, ни на секунду. После этого я поел и уехал куда-то там. Куда я уехал, уже не твои проблемы. Кто бы не спрашивал, зачем бы не спрашивал, полиция, ФСБ, да хоть американский президент, я был с тобой всё то время. Ты поняла меня?

Судорожный кивок и тысяча мыслей.

" Что произошло в тот день? Зачем ему это? Он что, нарушил закон? И теперь я должна соврать кому-то, ведь его в ту ночь и в тот день вообще не видела? Куда же я вляпалась?", - фразы и бесконечные вопросы, которые так и остались без ответа, носились в её голове, пока парень медленной походкой шёл к ней.

Девушка отступила, уткнувшись в стену. Бежать было некуда. По крайней мере, она знала, что ему нужно так называемое "алиби" и убить он её не может. Уже хорошо, что сказать.

Напряжённая рука прошлась по тёмной шее девушки, и на секунду легко сжала её, на что сама девушка отреагировала резким выпадом назад. Парень хрипло, но всё также холодно рассмеялся и провёл уже носом по нежной коже. А беспомощной жертве оставалось лишь растаять в руках опытного доминанта, растворяясь в жгучем, но таком приятном океане боли, смешанной с наслаждением.

***

Резкие порывы ветра раздувают аккуратно уложенные локоны, портя идеальную, с виду неприступную причёски. Заледеневшие, чёрные глаза высокомерно смотря на ночные улицы, на людей не с высоты главного офиса компании, это лишь в буквальном смысле. Он смотрел на людей с высоты своих ложных убеждений, с высоты своей ложной неприкасаемости. Громкие, властные шаги позади заставили его вздрогнуть, но не обернуться. Он знал, кто там стоял. И от этого знания ему захотелось шагнуть вперёд и обрушится на оживлённую улицу тёмной массой.

- Сын, - ледяной тон голоса прошёлся лёгким, чуть ощутимым холодком по разгоряченной от бешеного пульса коже.

- Отец, - он попытался ответить ему тем же тоном, но ничего не получилось. Голос предательски сорвался, выдавая всю его слабость, выдавая все эмоции до одной, всю боль и все страдания. Он не мог равнодушно относиться к отцу. Просто не мог.

***

Он помнил всё, когда многие, даже его мать, уже давно забыли, "оставили прошлое в прошлом". А он не мог. Потерянный мальчик не мог забыть весь этот ужас. Не мог забыть звуки пощёчин, треск деревянных столов, крики родной матери, полные мук. Не мог забыть злые, пьяные глаза отца. Не мог забыть ту самую кровать, под которой прятался, пережидая все эти скандалы. Не мог забыть боль от ударов, которые мальчик получал, пытаясь защитить мать, когда всё было совсем плохо. Не мог забыть спасительные рассветы, во время которых отец уже не мог держаться но ногах и засыпал прямо на полу. Не мог забыть слёзы его матери, полные облегчения и радости, что всё наконец закончилось. На какое-то время.

***

Тяжёлый вздох сзади и твёрдая рука на плече. Боль - вот одна его единственная эмоция на тот момент, пусть это и не эмоция вовсе. Больно. Слишком.

- Ты должен, - он много раз слышал о том, что был должен. Забыть. Он должен был забыть. Но он не забыл.

Его начала колотить нервная дрожь. Горло сдавило, а слова давались на вид взрослому и неприступному парню с трудом.

- Понять и простить? Я не могу. Оставь меня. Не зови меня никуда. Не надо. - Он не смог совладать со своим голосом, он всё также был полон ненужных чувств. Резко приподняв плечо, он сумел скинуть руку, которая для него весила словно камень. Он скинул этот камень, но легче не стало, - ты знаешь, что всё уже давно рухнуло в чёртову бездну. Ничего не исправишь! Разбитую вазу не собрать по осколкам, и моё детство тоже! - он из последних сил сдерживал так и норовящие явить себя миру слёзы, он уже не понимал, что и о чём говорил. Он просто хотел, что бы его отпустили. Он просто хотел уйти отсюда и больше никогда не возвращаться. Он хотел навсегда стереть из памяти лицо человека, по несчастливой случайности являвшегося его отцом, - ты говоришь, что изменился. Но что изменилось? Что тебя изменило? Деньги? Нет, - нервный смех и полный горечи взгляд, - единственное, что я понял за все эти годы, так это то, что деньги никогда не повлияют на человека. Они ничто. Абсолютное ничто. Они не сделали лучше тебя, не сделали счастливее меня. Я вся та же разбитая ваза. Ваза, которую уже не собрать, остаётся только выкинуть. Так выкинь же! Выкинь меня из своей жизни, из своей памяти, по-твоему мнению, это же возможно. Вот и выкидывай, вот и забывай. Только не трогай меня, - последнее слово вырвалось вместе с тёплой, полной горечи слезой, - прошу.