Авенир Зак - Два цвета

Г л у х а р ь. Ладно, поговорю с этим… чернявым, а там видно будет…

Ф е д ь к а. Не тронешь его.

Г л у х а р ь. С тобой не посоветовался. Или, может, не дашь?!

Ф е д ь к а. Не дам.

Г л у х а р ь. За легавых вступаешься?!

Ф е д ь к а. Шурка не легавый! Что задумал, говори!

Г л о т о в. Федор, ты и правда в сторонку закосил. Так не надейся, от меня не уйдешь! Пошли, Глухарь, у меня времени мало — до двенадцати.

Входит Ш у р а, останавливается.

Г л у х а р ь. Заходи, чернявый. Гостем будешь.

Ш у р а. Федя, ты можешь выйти?

Федька пошел.

Г л у х а р ь. Постой, Федька. (Шуре.) Говори, здесь все свои.

Ш у р а. С тобой мне не о чем говорить.

Г л у х а р ь. Нам-то с тобой не о чем говорить?! Я по твоей милости семь суток в тюряге отсидел, а ты — не о чем говорить?!

Ш у р а. Ты по своей милости отсидел!

Г л у х а р ь. Не будем считаться.

Г л о т о в. Этот?

Г л у х а р ь. Он самый. (Шуре.) Поговорим?

Ш у р а. Говори.

Г л у х а р ь. Кончай с милицией. И ребятам своим накажи — пущай поснимают повязки, будя, поигрались!

Ш у р а. А дежурить на улицах ты будешь?!

Глотов смеется.

Г л у х а р ь. На то милиция есть. Тебе что, больше всех надо?! Смотри, больше всех и получишь!

Ш у р а. Всё?

Г л о т о в. А ведь он не боится. Храбрый…

Ш у р а. Меня избить — это у вас получится. Только все равно спета ваша песенка… Если раньше не испугались, так теперь поздно пугать. Ну, ударь! Нет, ты привык чужими руками. Прикажи этому верзиле, пусть ударит!

Глотов смеется.

Г л у х а р ь. Нет, я с тобой своими руками… разговаривать буду!

Глухарь кидается к Шуре. Федька с силой бросает Глухаря на пол.

Ф е д ь к а. Не дам!

Г л о т о в (Глухарю) . Я тебе говорю — нервы лечи. (Шуре.) А ты, чернявый, зря его дразнишь: ежели он меня попросит, я так ударю — не встанешь. Идем, Валя.

Г л у х а р ь (Шуре) . Касаткино не Москва, еще встретимся.

Г л о т о в (Федьке) . Я попозже зайду попрощаться. Жди.

Глотов и Глухарь уходят.

Ш у р а. Кто это был?

Ф е д ь к а. Юрка Глотов.

Ш у р а. Будешь его ждать?

Ф е д ь к а (запирает чемодан) . Нет. На вокзал проберусь. Прощай, мама! Уеду. Тамара придет — поможет. Билет у меня, Шурик. Уеду.

Ш у р а. Все равно они тебя в руках держат, пока ты сам не пошел и не сказал!

Вбегает Т а м а р а.

Т а м а р а. Ушли. Что тут было?

Ш у р а. Ты, Федя, поверь мне, все будет хорошо, если по совести. Иди, куда говорил, не сомневайся. Тамара, скажи ему — пусть не боится. Хуже всего, когда человек боится.

Т а м а р а. Федя, иди. Хочешь, вместе?

Ф е д ь к а (после паузы) . Сам пойду.

Издалека доносится песня.

Ш у р а. Девчата собрались, поют… Ну, до свидания. Зина сегодня в вечерней работает. Я ее проводить должен.

Ф е д ь к а. Не ходил бы сегодня. Нарвешься на них.

Ш у р а. Да ничего… Счастливо. (Уходит.)

Ф е д ь к а. Нет, не пойду в милицию. Не могу.

Т а м а р а. Вижу. (Подходит к чемодану, кладет какие-то вещи, запирает) . Всё.

Ф е д ь к а. Тамара, ты чего? Тамара…

Т а м а р а. Провожать не пойду. Прощай. (Идет к двери.)

Ф е д ь к а. Куда ты?

Т а м а р а. И не пиши. Забудь. Что стал в дверях? Пусти.

Ф е д ь к а. Тамарочка…

Т а м а р а. Тошно на тебя смотреть. Хочешь в щель забиться, как таракан?! Чтоб никто не видел, не слышал? Долго так не проживешь — задохнешься! А я без воздуха не могу, мне простор нужен, чтобы люди кругом. Я тебе, Федя, много прощала. А сбежишь — забудь! И я забуду. Ничего, не иссохну. А что любила, это бывает… (Усмехнулась.) Как говорится, бывает, что и у девки муж помирает!

Ф е д ь к а. Чего вы от меня все хотите?

Т а м а р а. Не могу я, Федя, такого любить. Не хочу.

Гонг. Темнота.

У дровяных сараев. Тускло светит фонарь. Проходят Г л у х а р ь и Г л о т о в.

Г л у х а р ь. К Федьке зайдешь?

Г л о т о в. Дураков нет на рожон лезть. Расколол его этот чернявый. Такое дело поломал! Пустым еду.

Г л у х а р ь. Ничего, он меня помнить будет.

Г л о т о в. В Курске у меня кореш. Комнатуха у него правильная. Сам-то он больше в отъезде. (Громко засмеялся.) Заживешь, Валя, как граф.

Заметив Б о р и с а и К а т ю, Глотов и Глухарь скрываются за сараями. Проходят Борис и Катя.

К а т я. Опять возвращаюсь поздно. Девочки со стройки пришли, усталые, спят, наверно…

Б о р и с. Еще двенадцати нет. Катюша, постоим немного.

Борис и Катя стоят молча.

К а т я. Борис, а почему ты никогда к нам в общежитие не зайдешь? Стесняешься?

Б о р и с. Как-то не получается.

К а т я. Девчата спрашивают: «Почему не знакомишь?»

Б о р и с. А как они… Ну, как они относятся к тому, что… мы с тобой?..

К а т я. Кто как. Они все Шурика любят, особенно Дуся.

Б о р и с. Вот потому я и не захожу.

К а т я. Да, ты прав. Пожалуй, так лучше. Пойдем отсюда. Не люблю я эти сараи. Темно и как-то жутко. Шурик говорил, их скоро снесут. Скорей бы!

Б о р и с. Опять Шурик!

К а т я. Прости.

Борис целует Катю.

Все. Пойдем.

Борис и Катя уходят. Издали слышится песня. Входят З и н а и Ш у р а.

Ш у р а. А сараи эти снесут. Улица будет широкая… Володя пишет?

З и н а. Ой, Шурик, старшину Володькиного не узнать! Ходит, улыбается. Они все гадали, чего такое с ним приключилось. А тут Вовка из увольнения шел — у проходной девушка стоит, кассирша из универмага. Подходит и спрашивает: «Старшину Горобца знаешь?» Вовка смеется — своего старшину не знать! А девушка говорит: «Записку передай». Приходит Вовка в казарму, дает старшине записку. Старшина записку прочитал, серьезный стал, усы пригладил и говорит дежурному: «Ты, говорит, погляди за порядком, а меня замполит вызывает». И пошел. Так теперь эту кассиршу замполитом и зовут.

Ш у р а. Настроение у меня глупое! Смеешься? Ну и смейся, раз человек смеется, все нормально. А помнишь, тут с чемоданчиком шла… слезы платочком промокала? Ничего, Шолотыркина, все к лучшему.

З и н а. Володя пишет: «Скажи Шурику спасибо, что он тебя в обиду не дал».

Ш у р а. Ладно, Шолотыркина, подумаешь, дело!

З и н а. Шурик, я у Кати книжку взяла, стала читать, а там твоя фотография.

Ш у р а. Катя… она… хорошая. У нас вообще девушки хорошие. И ребята… Уеду — скучать буду.

З и н а. Там не заскучаешь. На корабле, говорят, весь день палубу моют.

Ш у р а. Не моют, а драят.

З и н а. А у тебя что за книжечка?

Ш у р а. Стихи поэта Поженяна. Вот слушай. Начало я не помню.

Я все думал, какой он, этот поэт, думал — высокий, как Маяковский. А библиотекарша его видела в День поэзии в Москве. Говорит, что он ниже меня, совсем небольшой, коренастый. С усами.