Авенир Зак - Два цвета

Б а р а б а н о в. Мы свое откричали, товарищ майор. А в чем дело?

В о е н в р а ч. Немцы прислали парламентеров. Согласны капитулировать.

Б а р а б а н о в. Сдаются, что ли?

В о е н в р а ч. Сдаются.

Т а м а р а. Неужели… конец войне?

В о е н в р а ч. Вот Барабанов обещал, что война кончится завтра.

Б а р а б а н о в. Эх, мать честна — курица лесна, поперек дороги лежит сосна!.. Нет, ты скажи, как человек устроен. Я всю войну думал: дожить до победы, а там и помирать можно. А сейчас думаю: нет, шалишь, самое время жить!

Л и ф а н о в (в бреду) . Прекратить огонь! Товарищ генерал… Андрюша…

В о е н в р а ч. Лейтенанта в операционную! Барабанов, позови санитаров.

Барабанов уходит.

Т а м а р а. Что с вами, Вера Алексеевна? Радоваться надо, а вы…

В о е н в р а ч. Я радуюсь, Тамарочка.

Т а м а р а. О сыне думаете?

В о е н в р а ч. Только что в операционную солдата принесли… совсем мальчишка, лет девятнадцать, не больше, принесли, а оперировать не пришлось.

Т а м а р а. Умер?

В о е н в р а ч (кивнула головой) . О сыне… не стану врать, Тамарочка, думаю… Всю войну думаю. Я себе крепко в голову вколотила, что он жив… только найти меня не может. По ночам, во сне, все время его мальчишкой вижу. На качелях качается, высоко-высоко взлетает, мне все кажется, что перевернется… упадет. Просыпаюсь и думаю: погиб мой Сережа, нет его. Я когда в кино смотрю — самолет падает… сердце у меня замирает: в каждом мой Сережка видится.

На улице К о р о б к о в и С и н и ц а. Синица подключает телефон.

С и н и ц а. Видишь эту стенку, Коробков?

К о р о б к о в. Ну, вижу.

С и н и ц а. Она, можно сказать, ни на чем не держится. Вот сейчас как жахнет. И всё, был Коробков, и нету.

К о р о б к о в. Коробкова нету, а ты живой?

С и н и ц а. Я — Синица, я улечу.

К о р о б к о в. Язык без костей… Чего в телефон-то говорят?

С и н и ц а. Андрюшка, разведчик, из медсанбата сбежал. Второй у седьмого интересуется, нет ли там его.

К о р о б к о в. Ну?

С и н и ц а. Вот тебе и ну! Нету.

К о р о б к о в. А еще чего говорят?

С и н и ц а. Погоди… погоди… Седьмой говорит. — Гитлер сдох.

К о р о б к о в. Неужто сдох?

С и н и ц а. Сдох. Не то повесился, не то отравился.

К о р о б к о в. Врут. Не может быть, чтобы Гитлер подох, а немец все одно воюет.

С и н и ц а. Седьмой говорит — про Гитлера от самого Чуйкова слышал… Так что победа, Коробков! И подальше от стенки, а то как жахнет — и всё, был Коробков, нет Коробкова. И не получишь ты, Коробков, свои сто грамм за победу!

К о р о б к о в. Тьфу! Типун тебе на язык!

Т е о в наушниках возле старого радиоприемника.

Т е о (повторяет вслед за диктором) . «Наш фюрер по-прежнему на посту, он вместе с защитниками Берлина отстаивает столицу. Он рядом с каждым из тех, кто сегодня решает судьбу Германии».

Г е л ь м у т. Мы нужны ему! Мы должны быть рядом с ним, а мы гнием в этой мышеловке!

Р е й н г о л ь д. Фюрер все еще в Берлине… Но ведь это опасно для его жизни.

Т е о (продолжая вслед за диктором) . «Сражайтесь до последнего патрона, до последнего удара прикладом. Любое средство, которое помогает уничтожать большевиков, справедливо и благородно…»

Г е л ь м у т. Что ты замолчал?

Т е о. Музыка началась.

Г е л ь м у т. Какая музыка?

Т е о. «Гибель богов».

Г е л ь м у т. Там, где фюрер, там не может быть поражения! (Воодушевляясь.) Надеюсь, вы понимаете, что фюрер остается в столице не для того, чтобы сдаться русским, а для того, чтобы победить?

Т е о. Тише… (Прислушивается.) «Такие виды вооружения, как ракеты «фау-1», «фау-2», появились в тот момент, когда никто уже не верил в них. Новое секретное оружие превзойдет все, что знала до сих пор военная техника… Оно повернет ход войны…»

Г е л ь м у т. Дальше, дальше!

Т е о. Музыка.

Г е л ь м у т. Какая музыка?

Т е о. Опять «Гибель богов»… Всё… (Снял наушники.) Больше мы ничего не услышим.

Г е л ь м у т. Почему?

Т е о. Старая рухлядь. Отслужил свое.

Г е л ь м у т. Мы слышали самое главное — фюрер с нами. И у нас есть новое секретное оружие!

А н д р е й. Неужели вы верите этим басням?

Р е й н г о л ь д. Секретное оружие — басня?! Мне сам дедушка говорил… Один изобретатель придумал замораживающие снаряды. Когда такой снаряд разрывается, все вокруг леденеет. В радиусе трехсот метров.

А н д р е й. Сказки!

Т е о. Про управляемые снаряды «фау» тоже говорили, что сказка… А они разрушили Лондон!

У р с у л а. На Восточном вокзале… мне сказал один человек… он там работает… две недели стоит эшелон на боковой ветке… к нему не подпускают даже военных.

А н д р е й. Восточный вокзал давно в наших руках.

Г е л ь м у т. Почему ты не дала мне его прикончить?!

А н д р е й. Ты это можешь сделать в любую минуту. Но ты не сделаешь этого.

Г е л ь м у т. Сделаю.

А н д р е й. Нет, ты не так глуп. Тебя, видно, хорошо учили в этой твоей школе Напола… Ты прекрасно понимаешь, что, сохраняя мне жизнь, ты оставляешь себе шанс на спасение.

Г е л ь м у т. Да, меня хорошо учили в школе имени Адольфа Гитлера… Учили уничтожать большевиков. И ты увидишь — не зря учили. Скажи, Ренни, там, в подвале под магазином, много этих ящиков?

Р е й н г о л ь д. Целый штабель. В два ряда у стены…

Д и т е р. Что ты задумал, Гельмут?

У р с у л а. Я, кажется, поняла… Нет, нет, Гельмут, там, наверху, раненые, там госпиталь!

Г е л ь м у т. Там русские солдаты. Вот все, что я знаю. Там большевики. И любое средство, которое помогает их уничтожать, справедливо и благородно.

А н д р е й. Курт! Курт… Что случилось, Курт?

К у р т. Плохие новости, Андрюша…

А н д р е й. Это письмо от твоей жены?.. От сына?

К у р т. Это от друзей. Марту арестовали и бросили в концлагерь, а Вилли в приюте.

А н д р е й. Арестовали? За что?

К у р т. За что? За то, что я коммунист. За то, что она моя жена… Я очень боюсь за сына, Андрюша.

А н д р е й. Пусть он приезжает к нам.

К у р т. Это невозможно.

А н д р е й. А почему ты боишься за него? Ты думаешь, его там будут бить?

К у р т. Бить?.. Не знаю. Это не самое страшное. Ему искалечат душу. Его сделают зверенышем. Научат лгать, подличать, заставят убивать.

А н д р е й. Твой сын не может стать таким… Он похож на тебя, он добрый.

К у р т. А ты недурно стал говорить по-немецки. Если ты когда-нибудь попадешь в Германию… Впрочем, до этого далеко! А теперь прочь дурные мысли! Читай стихи, которые ты должен был выучить.

А н д р е й.

К у р т. «С ним сын молодой…» Каким он станет, мой сын… молодой?

Г е л ь м у т. Мы дали слово фюреру сражаться до конца. Сражаться, а не отсиживаться в подвале. И я клянусь, что мы сдержим это слово. И вы все… Ты, ты и ты! (Урсуле.) И ты тоже! Кого ты жалеешь? За кого ты заступаешься? Раненые? Раненых врагов нет. Есть живые и мертвые. Живых мы должны уничтожать. Это наш долг.