Менандр - Античная комедия [сборник litres]

Антода Привет тебе, мудрых речей,
Славных святынь хранитель!
В словах твоих сладким цветом скромность
и честь сияют.
Счастливы, да, счастливы те, кто тебя знал
и ведал.

Ты же теперь,
Сложенных ловко мастер слов,
Будь изощрен: противник твой
Спор свой провел на славу!

Антэ- Чудовищно искусным быть теперь в речах
ты должен,
пиррема Чтоб переспорить старика, себя не обесчестить.

Давно уж жжет меня в груди, я весь – как на иголках,
Все рассуждения врага я разом опрокину.
Средь образованных затем меня прозвали Кривдой,
Что прежде всех придумал я оспаривать законы,
И правду криво толковать, и побеждать неправдой.
А бочек с золотом литым не стоит это разве:
Кривой дорогой приводить к победе дело слабых?

Смотри, как опровергну вмиг я все его советы!
Водой горячею тебе он запрещает мыться?

В горячих банях что, скажи, запретного находишь?

Я говорю, что бани – зло, и для мужчин – отрава.

Остановись! Готов! Тебя уже держу я крепко.
Скажи: из Зевсовых детей кого считаешь лучшим,
Кто всех храбрей и всех сильней и больше них трудился?

Славней героя, чем Геракл, нет никого на свете.

Да ведь Геракловой зовем горячую мы воду!
А кто ж храбрее, чем Геракл?

Вот, вот они, увертки!
Вот то, что делает у нас подростков болтунами,
Гимнасий делает пустым и наполняет бани!

На рынке говорящих речь хулишь ты, я хвалю их.
Когда бы рынки были злом, тогда б Гомер не вывел
Витией – Нестора-царя и остальных героев.
Перехожу теперь к речам. Велишь ты молодежи
Не упражняться в них совсем. Я ж говорю другое.
Велишь подростку скромным быть. Две грубые ошибки!
Где ж видано, чтоб кто-нибудь стал через скромность
славен,
Силен, могуч? Ну докажи, ну научи иному!

И докажу. За скромный нрав Пелею меч достался.

Что? Меч? Великое добро бедняга заработал!
Не то Гипербол-ламповщик. Талантов сто и больше
Обманом, ложью он добыл. Меча ж не заработал.

За скромный нрав свой получил Пелей Фетиду в жены.

Она ж и бросила его. Сбежала. Был он скромник.
Был увалень. И не умел играть с ней ночкой темной.
По сердцу женщине – наглец. А ты – беззубый мерин!
Смотри ж теперь, мой юный друг, к чему приводит
скромность
И сколько радостей себя из-за нее лишишь ты:
Жаркого, мальчиков, сластей, вина, костяшек, женщин!
Без этих сладостей, скажи, зачем и жить на свете?
Пусть! Перейду теперь к тому, к чему влечет природа.
Влюблен ты, соблазнил жену, поспал, попался мужу —
Погиб ты насмерть, говорить ведь не умеешь. Если ж
Со мной пойдешь – играй, целуй, блуди,
природе следуй!
Спокоен будь! Найдут тебя в постели, ты ответишь,
Что ничего не согрешил. В пример возьмешь тут Зевса:
И тот ведь уступал любви и обаянью женщин.
Так как же, чадо праха, ты сильней быть можешь бога?

Когда ж ощиплют там его и сзади редьку вставят,
Питомец твой докажет чем, что он не из задастых?

Когда б и был задастым, что плохого в том?

А я спрошу: что может быть постыднее?

Что скажешь, если докажу обратное?

Что мне сказать? Все кончено!

Ответь же мне,
В собранье судьи из каких?

Из толстозадых.

Правильно!
Поэты в театре из каких?

Из толстозадых.

Именно!
Народоправцы из каких?

Из толстозадых.

Видишь ли,
Свою нелепость понял ты.
Теперь из зрителей сочти,
Кто – большинство?

Сейчас сочту.

Что ж видишь ты?

Клянусь богами, понял все:
Из толстозадых большинство.
Того я знаю, и того,
И этого, вот там в кудрях.

Что ж скажешь ты?

Я побежден, распутники!
Ради богов,
Примите плащ мой, я бегу,
Я к вам перебегаю.

Ну что ж, теперь обратно увести сынка
Желаешь иль в науку мне отдашь его?

Учи его, пори его! Старайся, друг,
Мальчишку навострить на обе челюсти,
Чтобы одною грыз он тяжбы мелкие,
Другую ж на большие наточил дела.

Спокоен будь! Искусником вернется он.

Ах нет! Несчастным, тощим, бледным, высохшим.

Ступай домой, но мнится мне,
После пожалеешь!
Судьи! Если по заслугам отличите вы наш хор,
Выгод тысячу найдете. Выслушайте нашу речь.
Первое: когда начнете вы поля свои пахать,
Первым вам мы дождь подарим, а соседям уж потом.
Будем сад ваш и зеленый виноградник охранять,
Чтобы зноем их не выжгло, градобоем не смело.
Тот же смертный, кто в безумье не уважит нас, богов,
Вот послушайте, узнайте, сколько бед претерпит он.
Пить вина уж он не будет, есть не будет овощей,
Чуть в саду его маслины зацветут и виноград,
Все завянет, тяжкой дробью из пращей собьем мы цвет.
Кирпичи сушить захочет, хлынем на землю дождем,
Все на кровле черепицы летним градом расшибем.
Если ж свадьбу он затеет, или родич, или друг,
До утра разверзнем хляби, так что взмолится бедняк:
«Лучше б мне в Египте дохнуть, чем судить кривым судом».

До новолунья пятый, и четвертый день,
И третий, и второй, и тот, которого
Боюсь, и ненавижу, и пугаюсь я:
За ним последний – «молодой и старый день».
Заимодавцы кляузу о взыскании
Пританам подадут, чтоб погубить меня,
Я ж буду их просить о снисхождении:
«Дружок, с должишком этим не тесни меня,
Тот – отложи, а тот – прости!» – «Ни в жизнь тогда
Не получу их», – скажут, заругаются,
Судом пугая, обзовут мошенником!
Судите, сколько влезет! Мне и дела нет!
Кривым речам, наверно, обучен мой сын.
Сейчас узнаю. Постучусь в мыслильню.

Эй!
Эй-эй, откройте!