Дон Нигро - Детство шекспировских героинь / The Childhood of Shakespeare’s Heroines

Это было зрелище, позвольте мне вам сказать, старый Йорик на этой очень молодой девахе с большущими грудями, оба голые, как слизни, он вбивался, вбивался в нее, господи, господи, мы не могли оторвать от них глаз, поначалу, но потом Гамлет повел себя в своем стиле, отвернулся в отвращении, но не я, не я, я наблюдала до самого конца, совершенно зачарованная, пока она не прекратила завывать и взвизгивать, а он застонал, как умирающий жеребец, а потом, потом вытащил из нее свою штуковину, и лежал, тяжело дыша, на боку, тогда как штуковина, штуковина, таинственная ужасная штуковина, лежала мокрая, и сальная, и вялая, как мертвая змея, вся в слизи, такая отвратительная, и все-таки… Девушка лежала голая, как на старинной картине, очень, кстати, красивая, и она коснулась лицом его плача, с такой легкостью и изяществом, словно тщательно репетировала это движение, словно Бог научил ее, как это делается, еще до того, как позволил ей родиться, и я задалась вопросом, а может, я тоже это знаю, может, владею тайным знанием, может, Гамлет также владеет, но своим. Поэтому несколькими годами позже, когда он страдал, страдал, из-за смерти отца, из-за неверности его матери-королевы, из-за предательства его дяди – нового короля, был такой грустный, такой грустный и смятенный, я, проходя мимо его комнаты, однажды ночью, когда не могла уснуть, услышала, что он плачет, плачет, как ребенок, а я никогда не слышала, чтобы он плакал, как бы ему ни было больно, даже когда он сломал руку, или когда умер Йорик, или когда умер его отец, а теперь, спустя месяцы, в своей комнате, он плакал и плакал, словно у него рвалось сердце. Вот и я прокралась в темноту, в его комнате было очень темно и холодно, и я сняла ночную рубашку, и позволила ей упасть на пол, и скользнула в его постель, и он тоже был голый, и такой холодный, и я знала, что нужно делать, как это знала Гретель, та служанка, Бог научил меня этому, но я забыла, пока не возникла необходимость применить это знание, и мы превратись в зверя о двух спинах, Гамлет и я, он безрассудный, я – спокойная, очень спокойная, и призрак старого короля наблюдал за нами из темноты, два его красных глаза светились во мраке, и после этого стал относиться ко мне враждебно, возненавидел меня. А все потому, что я попыталась его пожалеть. Это его чувство вины, его невероятно глупое чувство вины, и его злость на меня, за мое сострадание, а я как раз никакой вины не чувствовала, привели к тому, что сразу я не смогла сказать ему, что ношу его ребенка, а потом, это же надо, он убил моего бедного идиота-отца, и мне не осталось ничего другого, как позволить безумию выплеснуться из меня родниковой струей и утонуть в ней. Ива росла, наклонившись над речкой. На самом деле, думаю, это был пруд, но королева не отличалась точностью в определениях, даже в лучшие свои дни. Вот я и соскользнула с ивы. Почувствовала, как холодная вода поднимается по голеням и бедрам, пронимает, словно змея в мое тело, чтобы поласкать моего ребенка, почувствовала истинное сексуальное наслаждение, и запела, запела, вода поднималась все выше, коснулась моих грудей, плеч, шеи, я затрепетала и ушла под воду, медленно, очень медленно, под холодную воду, а тупая королева наблюдала и ничего не делала. А я погружалась все глубже и глубже, в другую реальность. Знаете, почему бедолага Гамлет так любил актеров? Потому что они создавали альтернативные реальности. Он терпеть не мог реальность, куда его определило время, или случай, или безумное маниакальное божество-драматург. Он был шутом. Куда в большей степени, чем Йорик. С другой стороны, я тоже доиграла свою роль до конца. Я должна впасть в грех или остаться невинной? Это дилемма героини. Но, во мне есть что-то от первого и от второго. Он касался моих грудей. Я думала, что умру от наслаждения, когда он касался моих грудей. Это было так печально, что он не мог оценить всей красоты происходящего. Красотой было все. Вся пьеса, в которой суждено сыграть. Я полагаю, его пьеса была о том, что не хотел он быть в той пьесе. Но у меня была своя пьеса, и она получилось весьма неплохой, если взглянуть шире, чем с точки зрения безумия или усилий божества. Вся прелесть в том, что у тебя есть привилегия сыграть персонажа в одной из мириада взаимосвязанных пьес, составляющих эпический цикл, который и есть божья мегадрама. Надо вжиться в персонаж, которого играешь, но при этом, если вы, как и я, умнее обычного актера, другой частью разума ощущаете не только красоту движения пьесы, в которой играете, но и восхитительную сложность взаимоотношений этой пьесы с множеством других, которые разыгрываются одновременно. Как ужасно это, как запутанно и прекрасно, о чем я говорила призраку Йорика, с которым я и мой мертвый младенец живем вполне счастливо, как зрители в темном зале, где обитают все призраки. И вот она я, вы видите. Немного руты садовой. Немного розмарина. Фиалки вместо мыслей. Смерть – это воспоминание, подобие пустого театра. И здесь, в пруду, я могу видеть их всех, погружающихся в воду, загадочных и прекрасных, я вижу пальцы мертвецов.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

О создании этих портретов можно прочитать в пьесе Дона Нигро «И розы, алые, как кровь».