Виталий Амутных - Театр сопротивления. 6 пьес

КЛЮВГАНТ. Девушки?

ДИЗАЙНЕР. А, да! Понял. Девушек вы сами найдете. Шест, подиум, танцпол, акустический комфорт, кондиционирование… (Весело). Ну, я хотел бы вам показать вот такую цифру. (Показывает блокнот Клювгану).

КЛЮВГАНТ. Зачем вы мне такое показываете?

ДИЗАЙНЕР. Нет? (Делает в блокноте несколько стремительных росчерков. Показывает Клювганту). А такое?

КЛЮВГАНТ. На это мне тоже очень тяжело смотреть.

ДИЗАЙНЕР (заглядывает в свой блокнот). Да? А, по-моему, вполне реально. Ну, хорошо. (Чиркает в блокноте). Такая цифра вам более симпатична?

КЛЮВГАН. Ох! Ну что вы! Давайте, я вам помогу.

ДИЗАЙНЕР. Нет-нет.

КЛЮВГАНТ. Ах, что вы вертитесь… как будто у вас… дерматомикоз!.. (Выхватывает у Дизайнера ручку и что-то старательно выводит в его блокноте). Вот.

ДИЗАЙНЕР. Что вы! Что вы! (Делает широкий росчерк).

КЛЮВГАНТ. Да нет же! Давайте, я…

ДИЗАЙНЕР. Нет, я. Я сам. Смотрите. (Вновь что-то размашисто пишет в блокноте. Показывает). Ес? Это уж, чтобы и вашим и нашим.

В сумраке арьер-сцены проступает розовое платье

Валентины.

КЛЮВГАНТ (сопя и отдуваясь). Ну, не знаю… Это, конечно, приятнее. Но нужно все обговаривать.

Клювган и Дизайнер направляются к кулисам.

ДИЗАЙНЕР (тычет Клювганту блокнот). Да смотрите же, я сейчас вот эту цифру…

КЛЮВГАНТ, Нет-нет, не эту… Лучше таки вон ту. Давайте я сам… Никто ж не говорит об даром…

Уходят.

Валентина делает несколько шагов.

Останавливается. Внимательно оглядывает все

части сцены, так, будто видит их впервые.

ВАЛЕНТИНА (едва слышно). Любите ли вы театр так, как я люблю его…

Подходит к парталу. Гладит его.

ВАЛЕНТИНА (с комичной патетикой). Любите ли вы театр так, как я люблю его?!

Бродит по сцене, повторяя одну и ту же фразу на

разные лады .

За ее спиной появляется Каратыгин. Он в костюме

медвежонка .

КАРАТЫГИН (с улыбкой). Слышу я, девица,

Слезную жалобу.

Горе-то слышится,

Правда-то видится,

Толку-то, милая,

Мало-малехонько.

Сказывай по-ряду,

Что и как деялось,

Чем ты обижена,

Кем опозорена!

ВАЛЕНТИНА (улыбается в ответ, принимает игру).

Дай-ко, спрошу тебя,

Батюшко, светлый царь,

Клятвы-то слушать ли,

В совесть-то верить ли,

Али уж в людях-то

Вовсе извериться?

КАРАТЫГИН. Да-а, давненько мы эту пьесу-то игрывали. А вот все в памяти хранишь. Умничка. А о чем это ты кручинилась тут в одиночестве?

ВАЛЕНТИНА. О чем? О том, что Александр Николаевич Островский здесь больше не прописан. О том, что в этом театре нам больше не придется прожить ни «Снегурочку», ни «Грозу»… Ни-че-го.

КАРАТЫГИН. Ах, вот ты о чем.

ВАЛЕНТИНА. Андрей Васильевич, да вы просто не представляете, что случилось… Я даже боюсь вам об этом говорить. Это чудовищно!

КАРАТЫГИН. Что театр, так сказать, перепрофилируют?

ВАЛЕНТИНА. Да! Вы знаете?!

КАРАТЫГИН. Свершилось все, раскрылось до конца!

О свет! В последний раз тебя я вижу…

ВАЛЕНТИНА. И что? И как же вы?!

КАРАТЫГИН. Да что же тут поделаешь, душенька? Ужель это только с нами так? Ну, ежели люди возжелали видеть себя рыночным обществом, не творческим, а рыночным, что ж тут поделаешь? Вот, когда бы в этом зале пребывали люди, ты могла бы их спросить: «Желаете ли вы творить, созидать, ткать, возделывать некие эфемерные светозарные вертограды для ваших душ?» «Нет! Нет! – воскликнули бы они в ответ тебе. – Мы хотим торговать. Мы хотим обилия вкусной пищи. Хотим цветных нарядов. Хотим игривых шуток. Хотим оглушающей музыки. Хотим самых ослепительных красок… Чтобы задушить тоненький слабенький, но такой настырный голосок какой-то непонятной тоски…»

ВАЛЕНТИНА. Андрей Васильевич…

КАРАТЫГИН. Так отнесись к ним с чувством, с состраданием. Оставь их в покое. Им тяжело живется, они страдают, они болеют.

ВАЛЕНТИНА. Но… Боже мой! Да нет… Да нельзя же так! Вот вы, вы всю жизнь в театре. Что вы будете делать? Для чего жить?!

КАРАТЫГИН. Что ж… Во-первых, я человек немолодой. А потом – у меня имеется дача. Ну, дача – это громко сказано. Садовый участок. Пять соток. Нет, безусловно, я понимаю, что сад такой площади вряд ли сможет содержать семью. Но я займусь пчеловодством. Поставлю ульи. Я уже и книжку купил – «Работа на пасеке».

ВАЛЕНТИНА (сострадательно). Ах, Андрей Васильевич…

КАРАТЫГИН (оптимистично). Правда, там, вокруг дачи, не очень-то богата кормовая база для пчел. (Гордо). Видишь, как я уже изъясняюсь! Но ведь можно осуществить улучшение кормовой базы для пчел в единстве с интересами ближайших колхозов… совхозов… Или что там сейчас?..

ВАЛЕНТИНА. Там сейчас – плантаторские владения неоколонизаторов.

КАРАТЫГИН. Ну, что ты, Валечка! Я видел, там, окрест моей дачи, есть селения. Недалече. Можно же рекомендовать поселянам (и даже помочь им в этом) окружать свои приусадебные участки живыми изгородями из цветущих кустарников. Ведь пчелы, привлеченные обилием ароматных соцветий, окажут неоценимую услугу при опылении садов, огородов и бахчей самих сельчан, а значит, многажды увеличат их урожаи! (Увлекаясь своим рассказом). Я замечал в округе много пустырей, ужасных оврагов, некрасивых заброшенных мест. Я, думаю, можно пойти к местным жителям и предложить им совместными силами облагородить все эти пустырища и ужасные свалки высадкой медоносных деревьев и кустарников. Вряд ли обнаружатся среди местных колхозников… крестьян ли, такие, кому не по нраву пришлись бы душистые липы и белоснежные черемухи, дышащие медом яворы, могучие ветлы или карминные веточки верб, усыпанные по весне серебристыми пушками, тенистые вязы; словно облитые золотом, кусты желтой акации в цвету, плакучие ракиты вдоль рек с бледно-лиловыми звездочками цветов на изящно изогнутых ветвях, глядящихся в зеркальные воды рек и прудов. И ведь любое из этих растений может дать изрядное количество нектара для пчел! А что это… Никак ты плачешь?

ВАЛЕНТИНА. Нет, ну, что вы! (С жалкой улыбкой). Тушь дешевую купила. Сэкономила дуреха. Конечно, вы могли бы пойти к пейзанам и предложить, чтобы они засадили все свои помойки и буераки жимолостью и розами. И они, я уверена, с воодушевлением и радостью приняли бы ваше предложение… Но… Милый, Андрей Васильевич… Лучше бы вы играли на сцене. Потому что вот этим ремеслом мало кто владеет так, как вы. А пчелы… Липы, ракиты… Это тоже чудесно! Но есть еще люди, которые не хуже, а, может быть, немного лучше вас разбираются в этом деле.

КАРАТЫГИН. Да?

На сцену выходят Кирилл и Джалиль Шайхельисламов. К

ним подходит Кристина. Что-то спрашивает у Кирилла,