Михаил Батурин - Остановка первого вагона

КАТЮХА: Значит так, Наф! Не скажешь ты, скажу я.

НАФИК (выдыхая): Ты не сделаешь этого.

КАТЮХА: За своё счастье надо бороться. Вот я и поборюся. Хватит! У сына должен быть отец и семья полноценная. Поборюся!

Пауза.

НАФИК: Сегодня Мотя возвращается.

КАТЮХА: Мне-то что?

НАФИК: Хочу посмотреть там, как они с Глафиркой сойдутся.

КАТЮХА: Мне-то чё с того?

НАФИК: Как – чё? Подумай: если они сойдутся, то всё! У неё своя жизнь!

КАТЮХА: А если не сойдутся?

НАФИК: Да, ладно. Как нет-то?

КАТЮХА: Я бы не сошлась. Он и раньше «аллё» был. А теперь? Три года на зоне. Поумнел что ли?

НАФИК: Зона – университет жизни.

КАТЮХА: Если от рождения на чердаке сквозняки гуляют, то никакой университет не поможет.

НАФИК: Нормальный парняга, попал в обстоятельства.

КАТЮХА: У тебя тоже сквозит?

НАФИК: Язык прикуси.

КАТЮХА: По пьяни человека ножом пырнуть, – это попал в обстоятельства?

НАФИК: Нормально всё будет. Глафирка говорит, типа, изменился он. Письма писал, говорит, хорошие и умные. Не пьёт больше.

КАТЮХА: Сегодня ты всё ей скажешь.

НАФИК: Мне на работу пора.

КАТЮХА: Во сколько Мотя приезжает?

НАФИК: Опоздаю, премию срежут.

КАТЮХА: Во сколько он приезжает?

НАФИК: Нам на пятьдесят первый километр ехать, там надо…

КАТЮХА: Во сколько?!

НАФИК: На пятичасовой. Чё завелась-то?

КАТЮХА: Иди.

НАФИК: Иду, надо.

КАТЮХА: Иди работай, папочка. Зарабатывай денежки. Надо много скоро будет.

НАФИК: Ну да… памперсы там, пелёнки-распашонки.

НАФИК целует КАТЮХУ, наклоняется и целует живот. Уходит. КАТЮХА отдёргивает штору, смотрит в окно, машет рукой.

КАТЮХА: Иди-иди. Соплежуй.

Комната ГЛАФИРЫ. АННА сидит, ГЛАФИРА и СЕМЁН собирают в ведро осколки разбитой посуды, ползают по полу. Слышно, как за окном остановилась, постояла минуту, и снова отправилась в путь электричка.

АННА: Глафирка, подумай. У Сёмы теперь совсем другие возможности. Перспективы!

ГЛАФИРА: Пер – спек – ти – вы!

СЕМЁН: Мы практически родственники!

ГЛАФИРА: Родня! Родова! Кровные узы! Мы с тобой одной крови, Маугли!

СЕМЁН: Не надоело вам телятам петь?

ГЛАФИРА: А я люблю своих телят! Я люблю им петь! Обожаю! А вам – спасибо! За доброту! За ласку! За заботу! Низкий поклон! (Кланяется). И за перспективу – особенно! А чё припёрлись-то?

СЕМЁН: А у вас сегодня праздник какой-то?

ГЛАФИРА: Долгожданный! Мотя из тюрьмы вышел, сегодня приедет. Мотя! Помните такого, Семён Наумыч?

СЕМЁН и АННА переглядываются.

ГЛАФИРА: Да, ему, конечно, ещё пару лет сидеть, благодаря вам.

СЕМЁН: Благодаря мне?! Благо даря?!

ГЛАФИРА: Он там вёл себя хорошо: руки мыл и старших слушал. И выпустили раньше.

СЕМЁН: Вы серьезно думаете, это я его засадил? Ибонатрий…

ГЛАФИРА, собрав все осколки, выносит ведро на кухню, возвращается.

ГЛАФИРА: Что вам надо?

АННА: К отцу приехали.

ГЛАФИРА: С чего вдруг?

АННА (показывает на живот) : А ты не догадываешься?

ГЛАФИРА (показывает на живот матери) : Но он-то тут не причем!

АННА: Не тупи.

ГЛАФИРА: Я – телятница.

СЕМЁН: Нам развод нужен.

ГЛАФИРА: Какой вы молодец, Семён Наумыч!

СЕМЁН: Собственно… Глафира, я понимаю ваше недовольство. Но…

ГЛАФИРА: Всё, что после слова «но», лошадиное говно!

АННА: Годы с отцом один на один даром не прошли.

ГЛАФИРА: А кто меня с ним один на один оставил?

ГЛАФИРА сервирует стол. Все долго молчат. За окном грохочет товарный состав.

СЕМЁН: Глафира, вы, вероятно, в курсе, что депутат Старосельцев стал теперь депутатом Государственной думы. (ГЛАФИРА продолжает накрывать на стол молча). Вот. И в Москву уехал соответственно. А его место – место депутата в Областной думе – освободилось. И на него теперь избираюсь я. Мне оказана всестороння поддержка. И депутатом я стану.

ГЛАФИРА: Кто бы сомневался!

АННА: У Сёмы теперь совсем другие возможности, доча.

ГЛАФИРА: Как ты могла, мама?

АННА: Повезло…

ГЛАФИРА: Ты предала нас.

АННА: Ты многого не знаешь, доча. Да. Никогда я не была счастлива с твоим отцом. Никогда. Теперь только поняла. Это была привычка, а не жизнь.

ГЛАФИРА: Вредная?

АННА: Кто?

ГЛАФИРА: Привычка?

АННА: Местами… (Пауза). И эта беда с Сёмой, она же счастьем для меня обернулась. Сёма – он такой хороший. Правильный. И одинокий. Был. А ты большая уже.

ГЛАФИРА: На мужа – насрать! На дочь – насрать! Буду пить кофе в постели!

АННА: А вот так всё и устроено, доча. Вот там всё – шампанское брют, икра, вода горячая и ляжки тебе массируют. А здесь – крысы, говно и поезда грохочут. Нравится телячье дерьмо нюхать? Нюхай и пой им дальше!

СЕМЁН: Аня! Тебе нельзя волноваться!

ГЛАФИРА: Спасибо тебе, мамочка! Низкий поклон! (Кланяется в пояс).

СЕМЁН: Девушки, давайте сбавим обороты! Глафира, у вас ведь тоже может всё измениться. Стоит только захотеть.

ГЛАФИРА: Можно в небо полететь?

Открывается дверь, входит НАФИК с пакетом в руках.

НАФИК: Я хлеба свежего купил. Лаваша не было… (Видит АННУ с СЕМЁНОМ). Суки… (Проходит в комнату, вкладывает хлеб из пакета). Цены подняли опять. На два рубля за булку. Да, хрен с ними с двумя рублями. Суки… Но ведь третий раз за год уже. (Сворачивает пакет). А пакет-то забыл опять. А пакет-то уже семь рублей стоит. (Убирает свёрнутый пакет в карман). Суки… (ГЛАФИРЕ). В морозилку водку не забудь положить. Три бутылки положи.

ГЛАФИРА: Говорил – две.

НАФИК (смотрит на СЕМЁНА) : Две мало будет.

НАФИК хочет уйти. АННА встаёт перед ним, преграждает дорогу. НАФИК смотрит ей в глаза, затем взгляд спускается на живот.

НАФИК: Ну, с деньгами-то всё можно. А ты вот без денег попробуй…

АННА: Здравствуй, Нафик.

НАФИК: Не дождётесь. Так у вас говорят?

ГЛАФИРА: Я – на кухню. Скоро Мотя приедет.

АННА: Я помогу тебе, дочь.

ГЛАФИРА: Я ведь большая уже.

АННА: Вдвоём быстрее.