Gambaru - ВИТА

Антон: – Опомнись, любимая! Как можно вести себя так?!

Вита: – Не так я уже устала себя вести. Всё, что можно было сделать (выпивает из бутылки пива) – сделано.

Антон (хочет подойти, но останавливается) : – Любимая, успокойся, пожалуйста. Я всё понимаю и не виню тебя ни в чем. Это всё твоя депрессия. Доктор говорил же. Пост…. или… после… как её там?

Вита (саркастически) : – Это у тебя каждый раз «после» – (поднимает бутылку) новая «как её там».

Антон: – У тебя шок, любимая.

Вита: – У тебя вообще свои мысли есть? «Шок»? «Депрессия»? Ты где этого набрался? Ты совсем ничего не видишь, что ли?!

Антон: – Любимая?! Не могу понять… так это не землетрясение?

Вита подходит к Антону и размахивается, чтобы дать пощечину. Антон зажмуривается. Усмехнувшись, она нежно касается его щеки.

Вита: – Бредовое озарение. Грезоподобные фантазии, возникающие в рамках истерического психоза. Запомнишь сразу много слов? (гладит щеку Антона) Вот только истерика – это самолюбование плохих актеров. А ты у нас всё же состоявшаяся топ-модель, хотя и отработанная уже. (кидает бутылку пива в мусорное ведро) Поэтому просто ходи: туда-сюда. Без истерик и озарений.

Вита возвращается к барной стойке и наливает себе «Courvoisier».

Вита: – Хочешь «скорую»? Будет тебе самая «скорая». Только соседям незачем рассказывать. Толку все равно никакого. Каждый будет изливаться дежурными советами и показательно лапать меня. Хуже только понимающие и сочувствующие взгляды. Я за жизнь с тобой столько на них уже насмотрелась. Так что прошу тебя.

Антон: – Любимая?!

Вита: – Без истерик и озарений! Когда ты в капкане, любая активность смертельна. Хотя, когда на свободе тебя не любят, не понимают и даже по праздникам не хотят, смерть – единственное спасение.

В дверях незаметно, словно призрак, появляется Сумирэ. Она сливается с тусклым освещением общей лестничной площадки. Мерцающий свет лифта вырисовывает её силуэт. Сумирэ босяком, на ней длинный темный сарафан в пол.

Сумирэ: – Извините

Внезапный скачок напряжения. Через мгновение свет стабилизируется.

Антон (перестроившись, словно по сигналу) : – Сумирэ? Привет. Ты как?

Сумирэ: – Извините. После землетрясения мне стало страшно одной. Мебель упала. Ещё и этот депресняк в новостях. Всё время говорят про цунами. Вы слышали про атомную станцию? Я толком не въехала, но очень страшно. Можно я с вами побуду?

Антон: – Да, да, конечно. Проходи.

Сумирэ отдельно кланяется Вите и быстро проходит к дивану, на который садится, подтянув под себя ноги. Её сарафан такого же оттенка, что и обивка. Она достаёт телефон и почти всё действие сидит в нём, изредка удостаивая кого-то взглядом. Антон излишне суетиться по поводу Сумирэ.

Антон: – Ты что-то будешь? Кофе, чай? Колу?

Сумирэ: – А можно водки?

Антон: – Водки?

Вита: – Сумирэ, я не помню, ты совершеннолетняя вообще?

Антон: – Ну, ладно. Что ты?! У человека такой стресс.

Вита: – «Стресс»?! У неё?! Да, ладно?!

Антон: – Блин, ну.

Сумирэ: – Ну, нет, так нет. Не парьтесь. Можно и абсента.

Вита: – Абсента?!

Антон: – Водки. Тогда уж лучше водки.

Антон достаёт из морозильника бутылку водки.

Сумирэ: – Мне сразу два шота. Видела, Тим от вас с бутылкой пива вышел? Я после водки его буду. Повод такой, что лучше не придумаешь.

Вита качает головой и смотрит на Антона.

Антон: – Ну, а что?! Уж лучше так – сразу.

Антон готовит выпивку для Сумирэ.

Сумирэ (в телефоне) : – Слышала, вы про смерть говорили.

Вита: – Ты что-то много слышишь и видишь вокруг, прям не похоже на тебя.

Антон: – Про смерть?… по телевизору говорят, что жертв много, тысячи смертей.

Сумирэ: – По ходу это многих коснётся. Почти у каждого кто-то из близких или знакомых в эпицентре оказался.

Антон несёт на подносе шоты с водкой, открытую бутылку пива и пустой стакан. Ставит на столик перед Сумирэ.

Антон: – Держи.

Сумирэ: – Спасибки. Ну, чтоб всё сразу с первого раза.

Подмигнув Антону, она один за одним выпивает оба шота и запивает пивом с горла. Потом снова садится клубком на диване и продолжает торчать в мобильном.

Вита: – А ты почему не в универе сегодня?

Сумирэ: – Вообще-то у нас каникулы.

Вита: – Давно?

Сумирэ: – По факту с января.

Возвращается Тим. Он уже переоделся в короткие плюшевые шорты и худи золотистого цвета со стразами. На ногах длинные до колен, молочно-снежные шерстяные носки-тапки. Без обуви на каблуках оказывается, что он ниже всех. Каждый раз, когда он стоит на месте, носки смотрят друг на друга, а пятки разведены в стороны.

Тим: – Дорогая, можно я поюзаю твоего любимого? У меня просто кавардак какой-то. Столько дамэшичек, не знаю, за что и взяться: цветочные горшки поразбивались, полки грохнулись, а домофон вообще со стены слетел. И тут ещё такое несчастье. (всхлипывает и закатывает глаза) Я стеклянный столик купил вам в подарок, но на него микроволновка рухнула. Всё вдребезги. Умопомрачительно красиво. До слёз. Гомэн с подарочком вышел. Мне одному это всё за раз не убрать. Дорогой, ты мне не поможешь?

Вита: – Конечно, поможет. Ему сейчас как раз физический труд необходим. И воду набрать не забудьте. Только не перелейте.

Антон: – Я не…

Вита (мягко-повелительно) : – Ну что ты заладил?! Без истерик и озарений.

Тим: – Эй, вы что, поссорились?

Вита (Антону) : – Туда-сюда. Иди.

Тим с Антоном уходят. Вита, подлив ещё «Courvoisier» в бокал, проходит к дивану и садится рядом с Сумирэ.

Вита (с легкой улыбкой) : – Давно тебя хотела спросить. (берёт с плеча Сумирэ волос) Да времени всё как-то не было.

Сумирэ с индифферентным видом продолжает виснуть в мобильном.

Вита: – Вот ты как минимум с января трахаешься с моим мужем на этом диване. Я всё это время и думаю, ты меня за дуру принимаешь? (держит волос в пальцах и смотрит на него) Считаешь, что я не в состоянии определить чужие волосы на своём диване? Ладно, волосы. (выбрасывает волос, поднимается и идёт к панорамному окну) Он ведь даже заметать следы на работе, как следует, не умеет. Ничего лучше, чем показы и съемки в одно и то же время для отговорок придумать не может. Но я же работала со всеми его секретаршами и помощниками. Они же мне по десять раз на дню сливают его перемещения. И ладно бы где-то в другом месте. Но вы же, как дети малые. Мне консьерж про вас все уши прожужжал.