Дон Нигро - Вариации тутового дерева

МЭДЧЕН ( дружелюбно болтает, наливая молоко в чашку и намазывая масло на хлеб ). А кто не в тюрьме? Вот что я говорю. Чувство вины – это тюрьма. Любовь – это тюрьме. Тюрьма в твоей голове. И, если на то пошло, вероятно, везде.

ДЖЕК. Она казалась мне знакомой. Словно я знал ее в прежней жизни.

ПЕТРА. Как кажется знакомой эта комната?

ДЖЕК. Нет. Не так.

МЭДЧЕН. Я однажды любила парня. Но не его кузена. Кузен любил меня. Ходил за мной, как собака. Я пыталась его любить, но не могла. Такая она, любовь. Почему ты любишь одного, а не другого? Понять и объяснить невозможно. И посмотри, к чему это приводит? Ты вступился за мою честь, и вот твоя награда: ты заперт в тюрьме моего отца с семейством крыс. Такова для тебя любовь. Один может любить страстно, отчаянно, а другой ничего не знать о любви. Или не встретить свою любовь.

ДЖЕК. Ты читала Шекспира, так?

МЭДЧЕН. Только те страницы, что не съели крысы. Климат Южных морей вреден для книг и картин. Но вполне подходит для убийств и прелюбодеяний, во всяком случае, среди европейцев, которые, как я понимаю, в любом случае предрасположены и к первым, и ко вторым. Хотя, спешу добавить, мои знания о европейцах, убийствах и прелюбодеяниях по большей части вторичны, получены от кого-то.

ДЖЕК. Она выросла в этом странном, Богом забытом месте. Миранда, заточенная на своем острове с множеством старых, тронутых плесенью книг, расстроенным пианино и отцом-Калибаном.

МЭДЧЕН. И все-таки я думаю, что любовь – это святое, как вино и морские сухари. Подозревая, мне станет очень грустно, если я поцелую того, кого люблю.

ДЖЕК. И почему тебе станет грустно?

МЭДЧЕН. Из-за слишком очевидного свидетельства их смертности. Тебе абсолютно ясно, что человек смертен, когда его губы касается твоих, языки переплетаются, перемешивается слюна и все такое. Меня начинает трясти от одной мысли об этом. Большую крысу зовут Чарльз. Я назвала ее в честь Диккенса. Но твоего молока я ему не дам. Он такой невежливый. И пахнет, как мой отец.

ДЖЕК. Ее переполнял детский, бьющий ключом интерес к жизни и множество тайных печалей. Из окна моей камеры я видел ее нескончаемыми тропическим днями. Она сидела в саду своего отца, под тутовым деревом, что-то писала в дневнике.

МЭДЧЕН. Ты когда-нибудь влюблялся? До потери сознания? Или это тема, которой морякам запрещено касаться под страхом смерти?

ДЖЕК. Любовь превращает человека в глупца.

МЭДЧЕН. В этом ее прелесть. Хотя для того, чтобы быть глупцом, любить не обязательно. Я думаю, любовь – это воспоминание. Ты впервые смотришь на человека и осознаешь, что помнишь его. И это тот, кого ты любишь.

ДЖЕК. Но как ты можешь помнить его, если видишь впервые?

МЭДЧЕН. Именно. Ты бывал в Англии? Я спрашиваю, потому что мы говорим на английском.

ДЖЕК. Думаю, я родился в Англии.

МЭДЧЕН. Но ты не знаешь наверняка?

ДЖЕК. Извини. С головой у меня что-то не так.

МЭДЧЕН. Тогда ты точно англичанин, потому что я прочитала много английских книг и у большинства англичан что-то не так с головой. Мне часто снится, как кто-то приплывает на этот остров, увозит меня в Англию и целует на Лондонском мосту.

ПЕТРА. Она сверхъестественно невинна, для официантки бара и дочери тюремщика.

ДЖЕК. Невинные люди крайне опасны. Кто-то это сказал.

ПЕТРА. Кто?

ДЖЕК. Не знаю. Голос в моей голове.

ПЕТРА. Ты слышишь голоса в голове?

МЭДЧЕН. Ты видел Лондон?

ДЖЕК. Мне иногда снится, что я живу в Лондоне, в большом, старом, темном доме на берегу Темзы.

МЭДЧЕН. Как интересно. Ты должен рассказать мне об этом все. Нет ничего более реального, чем сны. Я знаю, что в Лондоне туман. Я так хочу попасть в этот туман. И хочу прочитать все книги в Британском музее. И увидеть переулок Роз, где ходил Шекспир и размышлял о Темной леди, которая разбила ему сердце, и жутковатый дом, в котором Диккенс придумывал всех этих гротескных людей с фамилиями вроде Квилп или Скуирс, с заросшим сорняками садом и солнечными часами. Я отдала бы все, лишь бы оказаться сейчас в Лондоне.

ДЖЕК. Я полагаю, что многие лондонские девушки отдали бы не меньше, чтобы оказаться на острове, где ты живешь.

ПЕТРА. И я – одна из них.

ДЖЕК. Для них это рай на земле.

МЭДЧЕН. Странное у тебя понятие о рае, учитывая, что ты сидишь в тюрьме с крысами. Здесь красиво, не стану с тобой спорить, но козлы воняют.

ДЖЕК. Козлы воняют и в Англии, дорогая. Да и во многих других местах.

МЭДЧЕН. Мне все равно. Нацеплю на нос бельевую прищепку. Там есть астрологи? Я хочу заглянуть к астрологу, хотя не уверена, что мне нужно знать мое будущее. А вдруг оно меня ужаснет? И однако, если есть книга, в которой можно прочитать о своем будущем, кто устоит и не заглянет в нее? Я не устояла даже перед тем, чтобы не заглянуть в «Тристрама Шенди», хотя старый отец Даффи, который обучал меня, напивался в хлам на мельнице, празднуя Великий пост, и был настоящим священником, пока мистер Пистачо не застал его голым в купальне с дочерью епископа, говорил, что «Тристрам Шенди» – очень греховная книга. Вот я и решила, что мой долг – забрать у него порядком зачитанный экземпляр, и перечитывала, пока книга не развалилась вовсе. Если ты не хочешь, чтобы девушка что-то читала, не говори ей, что книга греховная. На самом деле книга эта удивительная, и начав ее читать, оторваться уже сил нет, такая это история.

ДЖЕК. Где? Где я?

МЭДЧЕН. Посередине. Даже в начале ты всегда посередине. А вороны в башне выглядят, как вороны? Или больше напоминают грачей? Или грачи, вороны и вороны – одни и те же птицы? Или они совсем как ворон Эдгара По? Или ворон в «Барнеби Радж»? И почему ворон похож на письменный стол?

ПЕТРА. На мой взгляд, девушка эта глуповата.

ДЖЕК. Нет. Она очень умная, интеллигентная, по-своему. Просто поговорить ей было не с кем.

МЭДЧЕН. Его зовут Джек, как в «Замке Джека Стро». Или Джек Кич, палач в спектакле «Панч и Джуди». Или в «Лавке древностей», но это очень грустная книга, потому что девушка там умирает. Диккенс такой же жестокий, как Бог, но более веселый. У меня иногда возникает предчувствие, что я умру молодой. Если так и случится, и я умру до того, как приеду в Лондон, мой призрак прилетит туда и будет преследовать тебя, если ты сможешь покинуть этот остров, пусть это и маловероятно, но если покинешь, я стану девушкой-призраком, которая будет входить в твою дверь в полночь, оставляя за собой водоросли и огурцы, как одна из утопленниц Шекспира. И моими глазами будут жемчужины.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.